Спектроскоп души

– Мы верим, что каждое животное рождается равным и свободным, – продолжал он. – Что любой, самый простенький полип или самый мелкий моллюск имеет такое же право, как ты или я, жить и наслаждаться своим счастьем. И в самом деле, разве мы все не братья? Разве мы не дети общей эволюции? Кто мы, человеческие существа, как не более успешные члены одной огромной семьи? Разве по уровню интеллекта сенатор Ньютон из Массачусетса опережает австралийского бушмена намного больше, чем бушмен или плоскоголовый индеец опережает быка, которого сенатор Ньютон распоряжается забить, чтобы обеспечить пищей свою семью? Разве у нас есть право отнять жизнь даже у самого ничтожного существа, порожденного эволюцией? Разве не является забой быка или цыпленка с точки зрения абсолютной справедливости убийством… нет, братоубийством? Разве не каннибализм самого мерзкого и трусливого сорта питаться плотью наших беззащитных братьев-животных, принося их жизни и права в жертву нашему неестественному аппетиту, который не имеет никаких оснований, кроме привычки, порожденной долгими веками варварского себялюбия?

– Я никогда не думала о таких вещах, – медленно проговорила мисс Клара. – Ты будешь требовать для них права голоса?.. Я имею в виду быка, цыпленка и бабуина.

– Я слышу речь дочери сенатора от Массачусетса! – воскликнул Ванли. – Нет, мы не будем требовать для них избирательных прав… По крайней мере, в ближайшее время. Право жить и радоваться жизни – это естественное, неотъемлемое право. Право голоса определяется состоянием общества и уровнем личного интеллектуального развития. Бык, цыпленок и бабуин еще не готовы участвовать в голосовании. Но они являются избирателями в зародыше. Они движутся по тому же пути, который преодолели наши предки, и прервать их развитие, лишив будущего ради утоления голода, – это ужасное преступление против природы!

– Должна признать, что это благородные мысли, – с заметным энтузиазмом произнесла мисс Ньютон. 

– Таковы мысли монголо-вегетарианской партии, – заметил Ванли. – Они будут распространяться в стране и способствовать избранию в 1940 году следующего президента Соединенных Штатов.

– Меня восхищает твой пыл, – помолчав, заявила мисс Ньютон. – И я не стану огорчать тебя  ужасной просьбой принести мне куриное крылышко. Боюсь, что не смогу есть его сейчас, когда у меня еще звучат в ушах твои слова. Немного фруктов – вот все, что мне надо.

– Еще раз прошу тебя подумать, – сказал Ванли и снова взял девушку за руку. –  Принципы, которые я только что провозгласил, моя дорогая, разделяет вся наша многочисленная партия. Их придерживаются даже респектабельные, беззаботные, не слишком чувствительные избиратели, составляющие основную часть любой политической организации. Но некоторые из нас отстаивают еще более прогрессивные идеи. Мы не надеемся, что умеренные сторонники присоединятся к нам в ближайшие годы, возможно, даже до конца нашей жизни. Мы просто довели принятые всеми нашими однопартийцами взгляды до логического конца и спокойно ждем окончательного решения проблемы.

– Так скажи, на чем ты стоишь? – потребовала мисс Клара. – Я не вижу, что можно назвать более радикальным… то есть, на первый взгляд, более диким и ужасным… чем те принципы, которые ты уже высказал.

– Если то, что я высказал, справедливо, и если я уверен, что это справедливо, то разве можем мы отказать растительному царству в праве на избавление от тирании человека?  Разве у дерева, у любого растения, даже у плесени нет своей собственной жизни, разве они не имеют такого же права на жизнь?

– Но тогда как…

– И в самом деле, – продолжал китаец, не обратив внимания на попытку девушки его прервать, – кто может точно определить, где кончается растительная жизнь и начинается животная? Наука до сих пор не сумела провести между ними разграничительную линию. Я считаю, что вырыть картофелину определенно значит уничтожить живое существо, хотя и очень от нас далекое. Сорвать гроздь значит нанести травму живому винограду, а выпить виноградный сок значит совершить преступление против своего родственника. Такие широкие, возвышенные взгляды обязывают воздерживаться и от растительной пищи. Испытанием прочности вселенского братства становится ни больше, ни меньше как жизненный принцип сам по себе. «Все живые существа рождены свободными и равными и наделены правом жить и стремиться к счастью». Разве это не прекрасная мысль?

– Это, конечно, прекрасная мысль, – сказала девушка. – Но… Я понимаю, что покажусь тебе ужасно холодной, практичной и неприятной, но все же – как тогда жить нам? Разве мы, как и все, не имеем права на существование? Или мы должны путем голодания довести себя до смерти, чтобы подтвердить теоретическое право растений не быть съеденными?