Спектроскоп души

А так я решил, что справиться с проблемой шестидесяти миль в минуту, наверно, все-таки можно. Во всяком случае, надо попытаться, хотя успех, конечно, не гарантирован. И тут мне пришел в голову Ривароль. Надо обратиться к нему. Надо мобилизовать его эрудицию в дополнение к моему понятному упорству. Я тут же отправился к нему.

Как оказалось, ученый муж обитал на четвертом этаже в тыльной части дома. Я еще никогда не был у него в комнате. Когда я туда вошел, он как раз что-то наливал в пивную кружку из бутыли с этикеткой «aqua fortis»[3].

– Садитесь, – сказал он. – Нет, не туда. Это мой Сборщик мелочи.

Однако он опоздал. Я уже беспечно плюхнулся на удобное с виду кресло. К моему чрезвычайному удивлению, оно тут же выдвинуло пару костлявых рук и обхватило меня так крепко, что все мои попытки освободиться оказались напрасными. Потом над моим плечом появился череп, который со зловещей фамильярностью ухмыльнулся мне прямо в лицо.

Ривароль, рассыпаясь в извинениях, пришел мне на помощь. Он что-то где-то нажал, и Сборщик мелочи разжал свои пугающие объятия. Я с опаской устроился в простом кресле-качалке с плетеным сиденьем, которое, как заверил Ривароль, не представляло опасности.

– То кресло, – пояснил он, – во многом обеспечивает мой покой. Я сделал его в Гейдельберге. Оно избавляет меня от массы мелких неприятностей. Я отправляю в его объятия надоедливых приятелей и раздражающих меня гостей. Но особенно оно полезно, когда надо припугнуть какого-нибудь лавочника с мелким счетом. Отсюда и шутливое прозвище, которое я ему дал. Любой надоедливый скупердяй готов простить мне мелкий долг, лишь бы я его освободил. Ну, да вы на себе испытали, как это неприятно, верно?

Эльзасец долил в свою кружку aqua fortis, добавил туда какие-то приправы и с видимым облегчением выпил все это одним духом. Пока он этим занимался, у меня было время осмотреться в его необычном жилище.

Четыре угла комнаты занимали соответственно токарно-винторезный станок, катушка Румкорфа, маленькая паровая машина и без устали крутящаяся модель Солнечной системы. Столы, полки, стулья и пол служили складом для диковинной мешанины приборов, реторт, химикалий, газовых баллонов, философических инструментов, ботинок, бутылей, коробок от бумажных воротничков, миниатюрных книжиц и фолиантов чудовищного размера. Здесь же стояли гипсовые бюсты Аристотеля, Архимеда и Конта, а также Мартина Фаркварта Таппера, на высоком лбу которого сидела крупная сова, сонно моргающая круглыми глазами.

– Она там всегда устраивается, чтобы вздремнуть, – объяснил мой наставник. – Ты мудрая птица. Schlafen Sie wohl[4].

Дверь чулана была приоткрыта, и я заметил там фигуру с человеческими очертаниями под покрывалом. Ривароль перехватил мой взгляд.

– Это, – проговорил он, – мой будущий шедевр. Андроид Микрокосм, который пока еще готов наполовину. В самом деле, отчего бы мне его не создать? Сумел же Альберт Великий сконструировать статую, которая могла вести метафизические беседы и участвовать в университетских диспутах. То же самое сделали папа Сильвестр Второй и Роберт Грейтхед. Роджер Бэкон изготовил бронзовую голову, способную читать лекции. Правда, первый из перечисленных андроидов был уничтожен. Фома Аквинский, тщетно доказывая в споре с ним свою правоту, пришел в ярость и размозжил ему голову. Но сама по себе такая идея вполне рациональна. Умственная деятельность, как и физическая, вполне может быть сведена к ряду конкретных законов. Почему же я не могу изготовить манекен, который способен произносить проповеди так же оригинально, как преподобный доктор Олчин, или читать стихи так же механически, как Пол Анапест? Мой андроид уже умеет решать задачи с простыми дробями и сочинять сонеты. Я надеюсь научить его позитивной философии.

Ривароль выудил из беспорядочного нагромождения всякой всячины две трубки и набил их табаком. Одну он вручил мне.

– Здесь, – заметил он, – я устроился вполне сносно. Когда мое пальто протирается на локтях, я ищу портного и заказываю другое. Когда я голоден, то прогуливаюсь в мясную лавочку и приношу добрый фунт стейка, который сам же и готовлю за три секунды с помощью кислородно-водородной горелки. Если у меня появляется жажда, я посылаю за бутылью aqua fortis. Я беру это в долг, все беру в долг. Мой дух выше всяких там материальных расчетов. Терпеть не могу эти ваши грязные зеленые бумажки и никогда не даю того, что торгаши называют расписками.

– И к вам никогда не приставали со счетами? – спросил я. – Кредиторы не портят вам жизнь?