Дед Иосиф взял с собой из дома две бутылки вина: «Война будет недолгая, а как победу праздновать без вина?» Это вино по каплям он добавлял в воду для питья внуку Аркаше. Только ему. Другим членам семьи не давал. В вагоне от дизентерии умерло много людей и абсолютно все дети. Из детей выжил только Аркадий.
Приехали наконец. Погрузили всех в грузовики и повезли. Привезли в поселок. Выделили дом для Марии с семьей. Практически без крыши, пол земляной. Усталые были невероятно. Постелили все пожитки на пол и легли спать. Дед Иосиф вдруг стал просить пить. Жена ему отвечает, что устала очень, потерпи, дескать, до утра. Сил нет идти на улицу за чистым снегом, а потом растапливать его. Зельда не могла себе простить этого всю оставшуюся жизнь. «Лучше бы прямо ему в рот снега напихала». Ночью дед умер. Сообщили о его смерти представителю власти. Тот велел завернуть тело деда в простыни и отнести в означенное место. Так они и сделали. Но на следующий день нашли труп деда в арыке. Голым. Украли простынь и всю одежду. Каждая тряпка была на вес золота. Тогда сами вырыли могилу и похоронили его.
У Марии от голода опухли ноги. Не могла ходить. Целый месяц Зельда выхаживала ее. Кое-как встав на ноги, Мария пошла работать в школу. Преподавала она немецкий язык.
Грань между языком и диалектом – чисто политическая. Есть на эту тему замечательное выражение известного историка идиша Макса Вайнрайха: «Что такое язык? Язык – это диалект, у которого есть армия и флот». Поэтому мы говорим, что голландский язык – это другой язык, а не диалект немецкого. Поэтому мы говорим, что украинский и русский – это два разных языка, а не диалекты какого-нибудь славянского языка.
Работала Мария только за еду. Платили жмыхом.
В 1945-м Зельде пришел вызов в Москву от ее дочери Клары, которая работала в Москве на очень высокой должности – заведующей Кировским роно