Музыка в этот момент прекратилась, и мы вернулись за столик. Ник смотрел на меня немного озадаченно. Потом налил шампанское и произнес не вполне уместный тост: «За нас!» Я возражать не стала, потому что почувствовала внезапную усталость и непонятное уныние. Мы посмотрели следующий номер гейш, это была какая-то печальная народная японская песня. Потом к нам подошла Таня. Ник мгновенно оживился и засуетился вокруг нее. Таня улыбалась ему. Но из-за густых белил было трудно понять, что она на самом деле чувствует. Создавалось полное ощущение, что улыбается кукла. Она поинтересовалась, как мы себя чувствуем и хорошо ли нам здесь. Мы выразили восхищение ее искусством и поблагодарили. Ник извинился и ушел. Я с недоумением посмотрела ему вслед, потом повернулась к Тане. Она сидела неподвижно с прямой спиной, сложив руки на коленях.
«Бедная! – внезапно пожалела я ее про себя. – И расслабиться не может. И каково это – постоянно чувствовать себя драгоценной статуэткой?»
– Ваши мемуары пользуются успехом, – сказала я после паузы.
– Я рада, – ответила она.
Ее большие темные глаза, обведенные черной линией, блеснули.
– А этот мальчик интересуется вами, – неожиданно сказала Таня и раскрыла веер, лежащий у нее на коленях.
– Что вы! – рассмеялась я, не в силах отвести взгляда от сложных цветных узоров на черном шелке веера.
– Несомненно, – подтвердила она, плавно шевеля веером. – Просто вы не хотите этого замечать.
– Господи, Танюша! Да ему восемнадцать, а мне сорок! О чем тут может идти речь?!
– О любви, – мягко ответила она и закрыла веер.
– О любви? – с недоумением спросила я и подумала: «Скорее о не обязывающем ни к чему сексе».
Размышления женщины бальзаковского возраста