Храп Клиффа на минуту стих, потом возобновился снова. Энни села и обвела взглядом погруженную в темноту комнату. Правда, угли в камине еще продолжали тлеть, а через окна в южной стене дома в комнату проникал лунный свет. Энни искала глазами что-то такое, что помогло бы ей дотянуться до кочерги, но ничего подходящего поблизости не видела. Наконец она заметила то, что могло ей сгодиться. На кирпичах возле самого камина, освещенная тусклыми отблесками неровного пламени тлеющих углей, лежала крупная изогнутая соломка к пиву, упавшая туда, когда Клифф сдернул с Энни одеяло. Маленький знак оказанного ей внимания.
Каждый ее мускул дрожал от напряжения, она чувствовала, как по ногам, по всему ее избитому и измученному телу пробегают короткие и быстрые волны боли. Однако Энни не теряла присутствия духа и не отступала: крепко сжимая соломку кончиками пальцев, она продолжала тянуться до тех пор, пока ей не удалось зацепить кочергу и дернуть ее на себя. Кочерга начала падать – Энни поймала ее и застыла на полу, с трудом переводя дыхание.
Наконец, убедившись, что Клифф ничего не слышал, она тихо отползла назад к креслу-качалке и села возле него на полу. Там она склонилась над своими кандалами и принялась внимательно разглядывать цепь, висячий замок и ушко крюка, к которому все это было прикреплено. Энни не сомневалась, что сломать дужку замка или вырвать крюк из пола ей не удастся. Но крюк был ввинчен в пол, и она могла попробовать вывинтить его оттуда. Она засунула конец кочерги в дужку замка и принялась вращать ее против часовой стрелки, используя и кочергу, и сам замок как рычаги. Крюк поддался, и дубовые доски пола пронзительно заскрипели под резьбой. Энни замерла, прислушиваясь, потом вставила кочергу несколько иначе, чтобы при ее вращении не звенела цепь, и снова повернула. Сделав несколько оборотов, она ощупала в темноте крюк и, почувствовав под пальцами резьбу, убедилась: тот явно понемногу вывинчивался из пола. Энни вспомнила, что нарезка на крюке была три или четыре дюйма длиной и что когда Клифф загнал его в дубовый пол, то заявил ей: «Назад уже не выкрутишь».
Энни услышала, как заскрипели сперва кровать, потом доски пола под грузным телом Клиффа; со стороны холла послышались его приближавшиеся шаги.
Она молниеносно сунула кочергу под лежавший на кирпичах коврик и бесшумно опустилась в кресло, прикрыв босой ногой замок и ушко крюка. Затем повернулась на бок и притворилась спящей, поглядывая на дверь через узкую щелку едва приоткрытого левого глаза.
Зажглась настольная лампа – Клифф стоял возле двери, в боксерских трусах и майке, и молча озирался. Глаза его обшаривали комнату – каким-то звериным взглядом, подумала Энни, – стараясь определить, что в ней изменилось, что стало не так, как должно было бы быть. Вот его взгляд опустился ей на ноги, но тут же переметнулся на что-то еще. Энни уже не раз приходила в голову мысль, что ее муж стал сильно походить на своих собак, – бывали даже моменты, когда ей начинало казаться, что у него и слух, и нюх тоже стали такими же острыми, как у собак, что у него появилось даже волчье чутье. Слабой стороной Бакстера, однако, было то, что он сильно переоценивал собственные умственные способности и столь же сильно недооценивал способности других, особенно женщин, и особенно ее.
– Эй! Проснись!
Энни открыла глаза и выпрямилась в кресле.
– Тебе тут удобно, дорогуша?
– Нет.
– Еще не обоссалась?
– Нет… но мне надо сходить…
– Вот и хорошо. Валяй, ходи прямо под себя.
– Не буду.
– Будешь. Замерзла?
– Да.
– Я вот думаю, не позволить ли тебе отправиться в постель. – Клифф поиграл ключами, висевшими у него на шее на цепочке. – Хочешь в кровать?
– Да, спасибо тебе. Но мне надо вначале сходить в ванную. Я замерзла, Клифф, и хочу есть. И, по-моему, у меня начинаются месячные. Так что мне надо взять тампоны. Пожалуйста, а? – Она устремила на него просительный взгляд.
Он постоял, размышляя; думала и она. «Если в нем осталась хоть капля сочувствия ко мне, он меня пожалеет и разрешит сделать то, о чем я прошу». Энни, однако, готова была поклясться, что никакой жалости в нем нет ни на грош, – единственное, чего ему хотелось от нее услышать, было «пожалуйста», а единственным, что он готов был бы для нее сделать, могло стать только «ничего».
– Ну что ж, я об этом подумаю, – ответил Бакстер. – Загляну к тебе попозже и проверю, действительно ли ты сидишь тут замерзшая, голодная и мокрая.
– Пожалуйста, Клифф…