Спенсервиль

Собралось около двадцати человек – большинство из них Кит знал или хотя бы слышал о них. Мужчины такого же возраста, что и он, еще не достигшие пятидесяти, казались стариками, и от того, как они выглядели, ему стало страшно. Было там и довольно много ребят, и подростки вроде бы заинтересовались тем, что ему довелось пожить в Вашингтоне, расспрашивали его, приходилось ли ему бывать в Нью-Йорке. Годы, проведенные им в Париже, Лондоне, Риме, Москве и в других уголках планеты, сами эти места были настолько далеки от сознания всех присутствовавших, что об этом его никто даже и не расспрашивал. Что касалось его прошлого рода деятельности, то большинство гостей слышали в свое время, еще от его родителей, что он был где-то на дипломатической работе. Что конкретно это означало, понимали далеко не все; но, с другой стороны, не каждый бы из них смог понять и то, чем он занимался в Совете национальной безопасности; по правде говоря, после двадцати лет, проведенных в армейской разведке, в разведывательном управлении министерства обороны и в СНБ, Кит и сам с каждым новым назначением и переводом, с каждым очередным званием все меньше понимал, в чем именно заключался смысл того, что он делал. Когда он был оперативником, рядовым шпионом, все было просто и предельно ясно. Но чем выше поднимался он по служебной лестнице, тем больше становилось вокруг тумана. На совещаниях в Белом доме ему приходилось сидеть вместе с людьми из Совета по внешней разведке, из Центрального разведывательного управления, из Бюро по разведке и исследованиям, из Группы оценок, из Агентства национальной безопасности – не путать с Советом национальной безопасности! – и доброго десятка других разведывательных организаций, включая и Разведывательное управление министерства обороны, в котором он прежде работал. В мире разведслужб считалось, что чем больше структур занимаются одним и тем же, тем надежнее обеспечивается безопасность страны. В самом деле, разве могли бы пятнадцать-двадцать различных агентств и организаций совершенно упустить из поля своего зрения что-нибудь действительно важное? Неужели же это не очевидно?

Пусть те воды, что текли в 70-е и 80-е годы, были мутными, но они хотя бы текли в одном направлении. После же примерно 1990 года в воде не только сильно прибавилось мути, но она стала еще и застаиваться. Кит полагал, что досрочная отставка избавила его от необходимости еще целых пять лет мучиться от смятенных чувств и разочарований. Незадолго до нее он участвовал в работе одного комитета, на котором совершенно всерьез рассматривалась целесообразность установления тайных пенсий бывшим высокопоставленным сотрудникам КГБ. Как выразился один из коллег Кита: «Нечто вроде плана Маршалла для наших бывших врагов». Но только тут, в Америке.

Так или иначе, но шашлыки и День труда завершились уже в сумерках бейсболом, в который желающие сыграли на причудливо вытоптанном пятачке во дворе дома тети Бетти. День прошел очень неплохо – Кит даже сам не ожидал, что получит от него такое удовольствие.

Единственное, что его действительно смущало, так это присутствие трех незамужних женщин: его троюродной сестры, Салли, в свои тридцать лет так и не побывавшей замужем, весом под сто семьдесят фунтов и довольно симпатичной; и двух разведенных – Дженни, с двумя детьми, и еще одной, которую звали Анной, без детей, – обеим было под сорок, обе внешне недурны. У Кита осталось совершенно отчетливое впечатление, что все эти трое приехали к тете Бетти вовсе не затем, чтобы отведать ее домашних салатов.

По правде говоря, Дженни была мила, обладала мальчишескими повадками, хорошо сыграла в бейсбол и чудесно держалась с детьми. Дети и собаки, как успел уже усвоить Кит, часто гораздо лучше разбираются в характере человека, нежели большие начальники.

Дженни сказала ему, что иногда подрабатывает уборкой по дому, и просила обращаться к ней, если ему понадобится помощь. Он ответил, что обязательно это сделает. Вообще-то в здешних краях мужчина за сорок, ни разу не женатый, вызывал озабоченность и становился объектом всяческих предположений насчет его сексуальных способностей и ориентаций. Кит понятия не имел, что думала о нем на этот счет Дженни, но отдавал должное ее желанию попытаться самой это выяснить.

Странно, но после возвращения сюда у Кита возникло ощущение, что он должен хранить верность Энни Бакстер. Для него это не составляло труда, он сам и не мыслил себе иного. Но с другой стороны, он считал необходимым проявить к кому-либо некоторый интерес, чтобы люди не стали связывать его имя с именем Энни Бакстер. Поэтому он взял у Дженни номер ее телефона, поблагодарил тетю, распрощался со всеми и уехал, оставив гостей высказывать любые предположения по его адресу. Он свой День труда провел отлично.