Сперанский 4. Коалиция

— По вашему разумению, тогда и Катарская бухта нужна, желательно и Таранто. А еще Будва. Там есть остров святого Николая и остров Стефания. Ещё и крепость, — Фёдор Фёдорович снисходительно улыбнулся. — Вы думаете, есть в моём флоте хоть один офицер, который о таком не мечтает? Разве может широкая православная душа быть замкнутой в Балтийском и Чёрном озёрах? Но Господь не дал России окончательно разгромить турку, чтобы свободно ходить в Средиземное море. С отрывом от метрополии нам не выстоять. В Севастополе строятся корабли. Заложено сразу четыре линейных корабля. Флоту быть! Но там, на Чёрном море. И Мальту удержим ли, коли через Геркулесовы столбы домой плавать будем? Турка перекроет проливы, и всё, тут же перекроют англичане.

Наконец-то я вывел адмирала на эмоцию. И что могу сказать?.. Часто в нашей жизни мы останавливаемся перед такими трудностями, которые можно описать фразами: «это слишком трудно» или «это невозможно», а ещё «так никто не делал, наверное, так нельзя». И вот эта вера в то, что невозможно, что раз до того никто не отважился на что-то, значит это «что-то» нельзя водворить в жизнь, губит многое.

А разве Семёну Дежнёву не говорили, что то, что он готов был сделать, невозможно? Уверен, что говорили многие, а он взял и сделал. Разве не было тех, кто прямо кричал, но так тихо, чтобы только император не услышал, что нельзя брать под своё крыло Мальту? Ещё как были, есть и даже будут такие. Однако, вот он Андреевский флаг, который действует с опорой на базу на Мальте. А Пётр Великий?

Так что я не видел в том, что предлагаю, что-то сверх неисполнимое, фантастически невозможное, напротив, всё можно, и России нужно брать свою долю итальянского пирога. Сейчас русский солдат идёт к Удине, чтобы там проливать свой пот и кровь за то, что австрийцы рассчитывают, мало того, говорят в полный голос: взять под свой контроль Северную Италию. Так пусть дадут и русским чуточку своего «уголка счастья». Вот сейчас прозвучит крайне противоречивый лозунг для людей из того будущего, откуда я прибыл. Даёшь русскую Ревьеру!

— Вижу, что вы разочарованы, Михаил Михайлович, — Ушаков запнулся и посмотрел на меня пристально. — Вы же не против такого обращения? И уж простите, но дозволяю вам ко мне также по имени-отчеству, но вне службы… Так вот, вы разочарованы, но ваши идеи велики, они мечтательны. А жизнь она иная. Просто государь скажет «нет», и всё.

— Не соглашусь, ваше высокопревосходительство. Если мы начнём эту работу, то у нашего государя, это самое малое, будет намного лучше переговорная позиция. Ведь проще отдавать то, что можно отдать, пусть и не хочется, чем идти на уступки там, где это ну никак нельзя делать, — на одном дыхании сказал, я и был одарён внимательным взглядом, изучающим и серьёзным.

— Хм… Признаться, в таком ключе я не думал. И вправду, не начнут же австрияки войну, право слово, всяко договориться захотят. А нам будет что предложить, — задумчиво сказал Ушаков.

Я не такого хотел. Как истинный попаданец считаю, что невозможное возможно. Но если для того, чтобы моё начинание не кануло в Лету, да, согласен и на такие вот формулировки. Впрочем, не факт, что получится. Тогда, что ж, у нас будет, чем торговать — Триестом.

— Возьмите! Прочтите! — сказал я и подал другой лист бумаги.

— Ваше Императорское Величество, взываем к вам, императору Великой Российской империи, Великому Магистру госпитальеров и всем в Европе известному рыцарю, что не страшится во имя защиты убогих и простых обывателей вызвать иных монархов на дуэль. Просим у вас защиты и сохранения свободы нашей, как… — Ушаков перестал читать и воззрился на меня. — Кхе… Да вы плут, уж простите. Так чувствами нашего благословенного императора играть. Вот нынче сомнения берут, что сие невозможно. А подпишут люди из магистрата Триеста такое письмо к императору?

— Они ждут нашего решения в соседнем доме, ваше высокопревосходительство, — сказал я, улыбаясь, как и подобает плуту, хитрой улыбкой.

— Это ваши лесопилки гонят добрый лес и доску из Гомеля и Речицы, что в Белой Руси? Дуб, даже годичной сушки, а нынче обещали двухгодичной? — перевёл тему Фёдор Фёдорович.

— Не токмо мои, — отвечал я.

— За то спасибо, — сказал Ушаков.

— Хорошо то, что выгодно всем. Мне серебро идёт, флоту добрый лес, а скоро ещё и выпуск парусины налажу, да можно подумать, как заказ сделать на Луганский завод, дабы оный листы металлические поставил для обшивки днища кораблей, — не полез я за словом в карман.

— Подождите-ка… — Ушаков рассмеялся. — И этот… Параходус. Сие тако же ваше?

Я кивнул.

— Вот тут не угодили мне. Парус… в нём душа корабля, сила моряка. Но посмотрел бы на такое чудо с превеликим любопытством, — сказал Ушаков, перекрестился. — Ну, и чего сидите, господин везде успевайка? Пойдёмте к триестровцам… или как их называть.

— Троичанам… Триест — Троицк, — пошутил я, но не нашёл отклика у набожного Ушакова.

— Не нужно поминать всуе Троицу Святую. Вот когда тут будет храм Святой Троицы, вот тогда и можно… — сказал Ушаков и стал выходить из комнаты.