Проблема с пушками крылась в мобильности отряда, до того бывшей более, чем мог бы ожидать враг. Ну не желали пушки быстро двигаться, хоть ты не четвёрку, а шестёрку лошадей запрягай. И для быстрых рейдов они не подходят. Между тем, я стремился участвовать в сражении при Удине или каком ином, если Суворов изменил планы, а для этого семь орудий не помешают. Вот и сейчас в ходе противостояния с этим «инсультом», миль пардон, де Сультом хотелось иметь ещё один довод.
— Михаил Михайлович, воздушный шар поднимать будем? — это уже спросил майор Кантаков.
— Нет, — принял я решение.
Хотелось этот козырь использовать тогда, как понадобится серьёзная разведка. А пока достаточно было взобраться на соседний холм, чтобы увидеть все силы, что нам намерены противостоять и не пускать на соединение с Суворовым. А вот ракеты использовать будем. Их мы уже засветили, да и хватает у нас этого оружия. Тем более, что в моём войске есть один из учеников Кулибина, который после каждого пуска ракет что-то там пишет, высчитывает, анализирует. Такие вот грамотные получаются у нас войсковые испытания ракет. А то как же! Может, по возвращению розмыслы, то есть инженеры, предложат усовершенствования.
— Пора нам, господа, главную нашу тактику использовать, — сказал я и посмотрел на командира персов. — Как, Али-хан, справитесь? Выгоните на фургоны француза?
— Тысячи летов гоняли, ныня мы достойня предаки, — коверкая русский язык, отвечал командир персидского отряда.
Вообще, у нас установилось странное общение. Вот вроде бы есть единоначалие, я командую, но всё равно обращаемся друг к другу по имени-отчеству, словно ватага какая, а не армия. Но мне так привычнее. А ещё было бы привычнее услышать «товарищ генерал-майор», но время для такого обращения ещё не пришло, и я не уверен, что оно нужно. Хотя вот обращение «товарищ» я бы ввёл, хорошее слово.
День копали окопы, а где и ретраншементы. Накопали столько, что не стыдно было бы перед героями Великой Отечественной войны, впрочем, перед всеми славными русскими и советскими воинами всей Новейшей истории. Подготовили мостки, чтобы кавалерия могла уходить за окопы. Так что на утро можно было пробовать бодаться с французами. Начиналось наше сражение, проиграть которое было нельзя, ну никак нельзя. И когда я думал об этом, то даже не рассматривал такую вот элементарную причину, почему проигрыш меня не устраивал, я не думал о смерти, не боялся её. Как-то не страшно умирать, страшно умереть глупо.
В предрассветный час прибыли пушки. И я был этому не рад. Нет, артиллерия — это всегда счастье для того, кто её использует, но вот то, что почти всё мое войско проснулось и не спало в четыре часа утра — вот это проблема. На войне каждый час отдыха — это очень важно, тем более, что днём ранее была изнурительная работа.
Ох, и сколько же матов услышала эта венецианская земля, когда велись инженерные работы. Это им не скромные итальянские «фонкуло» или «кацо», это Русский Мат — могущественный и беспощадный, философский и включающий в себя, порой, колоссальные объёмы информации. Как теперь мне с этим жить? А сделать вид, что не слышал. Иначе пороть не перепороть этих матерщинников, которые приучили к такому пагубному делу даже калмыков с персами. Вот языка ещё не знают, а послать на русском наречии — уже запросто.
Одно радовало, что не только мы проснулись, но и враг. Заслышав шумы на нашем укрепрайоне или же получив сведения о шевелении в русском лагере от своих наблюдателей, де Дье Сульт поднял свой корпус в ружьё. Поднял, но более никаких действий не совершал, что было для нас плохо.
План на случай французской атаки, как по мне, был куда проще и вместе с тем эффективнее, чем тот, когда мы начинаем дёргать неприятеля за усы. Отбиваться в окопах с фланговыми таранными ударами нашей кавалерии — куда как выгоднее, чем самим накатывать на противника. Де Дье Сульт имел двадцать шесть пушек, именно они меня пугали более всего. Одно дело, пересиживать артобстрел в окопах, выбивая из нарезного и уже более быстрозарядного оружия врага, иное — самим подставляться. Но предпринимать действия первому — это, пусть и в меньшей степени, но имеет свои плюсы. Мы сразу задаём, навязываем противнику свой рисунок боя.
— Али-хан, начинайте! — отдал я приказ персидскому командиру, когда прибывшие поутру пушки были установлены в капониры.