Сперанский 4. Коалиция

Казалось, что третий военачальник не должен был нарушать эту гармонию цвета, так как его мундир был белым, но тут есть нюанс, причём существенный. Дело в том, что в белом мундире был австрийский фельдмаршал-лейтенант барон Михаэль Фридрих Бенедикт фон Мелас. И был этот военный грустнее двух иных своих коллег. А всё потому, что в достаточно непринуждённой обстановке, но Меласа привели на допрос.

Фельдмаршал-лейтенант был ранен в руку и то и дело баюкал её. Болезненные ощущения никуда не хотели деваться, и австрийцу приходилось терпеть боль. Но она ничто, по сравнению с тем, какие боли приносит осознание своего бесчестия от попадания в плен.

— Мсье Мелас, — после продолжительной паузы и игры «в гляделки» спросил дивизионный генерал Андре Массена. — Вы так и не ответили на наш вопрос. Я его повторю. Когда предполагается прибытие в вашу армию эрцгерцога Карла.

— А я обязан вам отвечать? — с вызовом говорил плененный австриец.

— Нет. Даже более того, мы вас пытать не будем, — с доброжелательной улыбкой отвечал Массена.

— Говорите, пожалуйста, за себя, гражданин дивизионный генерал, — жёстко и с вызовом сказал Бартелеми Катрин Жубер.

Фон Мелас посмотрел на молодого французского генерала, и его взгляд сначала был несколько пренебрежителен. Жубер не выглядел даже на свои двадцать девять лет, мог показаться молодым выскочкой, которых в австрийской армии также немало, но они всё же не позволяют себе будь в какой пренебрежительной форме разговаривать с фельдмаршалами, пусть те и с приставкой «лейтенант». Однако, взгляд австрийца резко изменился, когда он вспомнил, кто именно сыграл ключевую роль в сражении за Цюрих. Именно Жубер, ещё только вступавший в должность командующего Рейнской армией, вместо того чтобы, как и было предписано, выдвигаться на северо-восток от Швейцарии, неожиданно ударил фон Меласа в правый фланг.

— Не упорствуйте, мсье фон Мелас, и тогда мы можем начать переговоры об обмене у русских вас, скажем, на генерала Шерера, — сказал Массена, а Жубер не сдержался и сморщился в пренебрежительной гримасе.

— Только для того, чтобы предать Шерера суду, — пробормотал Бартолеми Жубер.

Массена посмотрел на своего коллегу с некоторым отеческим осуждением. Жубер был, безусловно, гениальным военным. Недаром Директория даже рассматривала его в конкуренции с Наполеоном и Шерером в качестве главнокомандующего всеми французскими войсками. Однако, всё же Бартолеми был несколько импульсивен. Может быть, такая эмоциональность в некоторой мере и помогала ему быстро принимать решения и действовать под лозунгом «Наступайте! Всегда только наступайте!». И вот в чём казус — он везде наступал, и везде это наступление имело успех и порой решало исход всего сражения.

— Господа, я могу у вас поинтересоваться, почему столько внимания к персоне эрцгерцога Карла, — спросил фон Мелас. — Неужели вас нисколько не заботят иные проблемы. Русские, например.

— О русских позже. Но вы, барон, можете назвать мне ещё кого-нибудь из ваших австрийских полководцев, кто может быть столь опытным и умелым, как эрцгерцог Карл? — спросил Массена.

Диалог откровенно не клеился. Напряжение между французскими генералами и австрийцем не могли перебить ни формат доверительной беседы, ни вино с фруктами и сыром.

Фельдмаршал-лейтенант понимал интерес французов к эрцгерцогу Карлу. Наследник австрийского престола считался признанным теоретиком и практиком войны. Когда Суворов или Наполеон уже применяли тактику колонн, эрцгерцог обосновал новый тактический приём и доказал его правоту. Они используют, а он доказывает, что полководцы правы. Но и без сарказма следовало бы отметить, что австрийская армия стала обучаться новым приёмам не без участия Карла. Австрийцы считали, что именно с приходом эрцгерцога Карла в войска начнутся великие победы австрийского оружия. Об этом писали венские газеты, почти об этом можно было почитать и в газетах Франции. Нет, французы не желали побед австрийцам, но лишь рассуждали о том, какой гений военного искусства есть в арсенале австрийцев.

Успехи Суворова несколько обескуражили и австрийцев, и французов, но был найден виновный — Бартелеми Шерер. На него и повесили весь груз ответственности за поражение. Повсюду звучали фразы, относящиеся к битве при Удине, общий смысл которых можно выразить в следующем: если бы вместо Шерера войсками командовала прачка, то поражение не было бы столь сокрушительным, а если бы вместо него был хотя бы солдат, то победа была бы за французами. Иные победы русского оружия воспринимались лишь как последствия преступного бездействия Бартелеми Шерера.

И всё это резко усилилось после того, как к власти пришёл Наполеон Бонапарт и высказался о битве при Удине, как о позорной странице, которую нужно срочно переворачивать сотнями страниц с героическими победами.

Так что Швейцария всё ещё считалась приоритетным направлением, а русские действия лишь отвлекающим манёвром. Пусть при этом русским и благоволит удача.