Сперанца

— Его нет дома, — ответила ей служанка. — Если хотите, скажите мне, кто вы будете и где живете; когда он вернется, я его направлю по адресу.

Но не успела Берта заикнуться о женщине, раненной на болоте, как служанка схватила ее за руку и втащила в прихожую.

— Расскажите, расскажите, как было дело, — спросила она, сгорая от любопытства, — тут об этом только и говорят…

Берта рассказала. Служанка слушала ее с напряженным вниманием.

— Просто звери! — сказала она наконец. Потом покачала головой. — Но доктор к вам не пойдет. Это я могу вам заранее сказать, я его не первый день знаю. Таких трусов поискать! У него чуть что поджилки трясутся… А тут ему еще придется составлять протокол… Не пойдет, будьте уверены!

— Ох господи! — пробормотала Берта. — Что же вы мне сразу не сказали, только время зря потеряла. Как же мне теперь быть?

— Слушайте, — ответила та, — только уж вы меня не подводите… Никому не рассказывайте, что это я вас научила… Ступайте к врачу другого участка… Он порядочный человек и не из пугливых. Выполняет свой долг и ни к кому не подслуживается. Только молчок, как будто мы с вами друг друга и в глаза не видали. Уж вы меня не подведите.

Она выглянула на улицу, посмотрела в обе стороны, нет ли кого-нибудь поблизости, потом проворно вытолкнула Берту и закрыла за нею дверь.

Берта снова пустилась в дорогу, в другое село, за несколько километров.

Уже перевалило за полдень, когда она постучалась в дверь местного врача.

— Он поехал к больным, — ответила его жена. — Хорошо, если не очень задержится.

— Я подожду, — сказала Берта и села на порог, собравшись терпеливо ждать.

Хозяйка много раз проходила мимо нее то в сад, то в комнаты, то снова в сад и, наконец, заговорила с ней.

— Вы издалека?

Когда Берта сказала, откуда, хозяйка пристальна посмотрела на нее, видимо, заподозрив что-то неладное.

— Но это же другой участок, у вас есть свой врач… Почему вы пришли сюда?

— Тот врач не идет… — пробормотала Берта и с виноватым видом понурила голову.

Но докторша стала допытываться, в чем дело, и Берта ей все объяснила.

— Мошенник, подлец! Всегда одна и та же история… И всегда за него должен отдуваться мой муж! Как будто у него мало мороки в своем участке! Он-то, конечно, пойдет, если вы к нему обратитесь. Но вы не должны к нему обращаться, вот что я вам скажу… Постарайтесь меня понять… У нас трое детей, а муж губит себя.

Она говорила со слезами в голосе и ломала себе руки. Берта молча смотрела на нее.

— Ему уже раз пригрозили, потому что он честный человек и не кривит душой, когда составляет протоколы. Рано или поздно его убьют. Я прямо ни жива ни мертва от страха. Когда он запаздывает вечером, я себе места не нахожу.

— Синьора, — сказала Берта почти извиняющимся тоном, — я ведь не за себя прошу. Дело касается еще молодой, одинокой женщины с ребенком на руках… Это дело совести…

— Выходит, только у нас должна быть совесть? Почему вы не возьмете за бока вашего доктора и не скажете ему, что он обязан прийти?

— Хорошо, синьора. Я вас понимаю, — безропотно ответила Берта и поднялась.

— Возьмите его за шиворот и скажите ему, что он подлец… — продолжала та. Но Берта уже уходила, понурив голову.

Уже смеркалось, когда она пришла назад в селение и снова направилась к здешнему врачу. Горничная, широко раскрыв глаза, вопросительно посмотрела на нее, и Берта покачав головой, дала понять, что ее постигла неудача.

Через несколько минут она, наконец, говорила с врачом. Он кипятился.

— В Красную палатку? И вдобавок в такое время? Да вы с ума сошли, дорогая моя!

— Но мы ведь в вашем участке…

— Цивилизованные люди не селятся в таких медвежьих углах. В Красную палатку… Ничего себе… Вы еще, может быть, скажете, чго это в двух шагах? Какова наглость! Для вашего брата сойдет и ветеринар… Ступайте к нему… Приходишь вечером домой смертельно усталый, а эта публика хочет, чтобы ты отправлялся на край света…

— Я уже спрашивала людей, синьор, — сказала Берта, крепко сжимая четки в кармане и поднимая голову. — Мне сказали, что вы наш участковый врач и что, если вы не придете, значит, вы подлец.

Берта повернулась и стремительно выбежала. Она уже шла по улице, а в ушах у нее еще звучали ее собственные слова и стук захлопнувшейся за ней двери.

По выходе из селения она присела на дамбе. Было уже темно, и она падала от усталости. Но она не могла вернуться домой без врача. Закрыв лицо руками, Берта беззвучно плакала, но вдруг подняла голову, осененная внезапной мыслью.

— Для вашего брата сойдет и ветеринар… — сказал доктор.

Берта вскочила на ноги и пошла обратно в селение.

Ветеринар ее молча выслушал, потом спросил:

— Она в тяжелом состоянии?

— Не знаю. Так, на взгляд, как будто бы нет… Рана не очень большая, но потемнела, и у женщины жар…

Мужчина молча собрал чемоданчик, потом запряг лошадь в двуколку, и они поехали.

Взошла луна. В долине было тихо. Ни он, ни она не пытались завязать разговор.

Потом Берте вдруг показалось, что ветеринар саркастически усмехается. Она повернулась к нему и услышала, как он бормочет: