Спеши вниз

Несколько минут разговор кое-как клеился, но чисто механически; на поток штампованных поздравлений Чарлза: «Заслуживает похвалы, упорно работал, вполне достоин» — увядшая супружеская чета мямлила: «Он всегда добивался, далось не без труда, вы сами знаете». Прикрываясь маской учтивости, Чарлз на самом деле жалел их: они были так явно встревожены, даже больше, чем в тот день два года назад, когда он случайно зашел в комнату Хатчинса за плиткой и увидел их там всех втроем. Старики сидели в напряженных позах, не произнося ни слова. Хатчинс явно и отталкивающе стыдился рабочего вида и простоватых манер родителей и даже не представил их, очевидно надеясь, а вдруг Чарлз не догадается, что это его отец и мать. Но семейное сходство говорило само за себя, и Чарлз задержался на несколько минут, болтая с ними, отчасти из желания досадить Хатчинсу, а отчасти из душевной потребности чем-то подбодрить этих приличных и приятных людей, а заодно показать им, что не все такие скороспелые снобы, как их сынок, и хоть чем-то скрасить явно гнетущее впечатление от этой сцены. Они больше никогда не показывались в университете, и Хатчинс никогда не упоминал о них. Однажды Чарлз, только чтобы сделать ему приятное, спросил, как поживают его родители, но рычание, которое он услышал в ответ, ясно показывало, что Хатчинс рассматривает это как оскорбление. Его откровенный культ успеха не позволял ему терпеть тех, кто произвел его на свет: они не были ни преуспевающими богачами, ни знаменитостями, их бирмингемский говор только подчеркивал искусственность его собственного произношения (в точности копировавшего педантичный выговор Локвуда), — короче говоря, все в них его раздражало. Поглощенный собственными заботами, Чарлз все же находил время радоваться, что не похож на Хатчинса, что душу его не сломила пытка нелепых затруднений, что душа не умерла в нем.

Он не любил изречений, но понравившийся когда-то отрывок невольно пришел ему сейчас на память, и он пробормотал: «Из тех я, кто всегда творит, хотя б то был и мир страданий».

— Простите? — недоуменно переспросил Хатчинс.

— Нет, ничего, ничего, — успокоил его Чарлз.

Он хотел загладить неловкость непринужденностью, но слова его прозвучали развязно и могли показаться невежливыми. Раздосадованный, он встал, снял чемодан с сетки, буркнул: «Мне, знаете, на следующей станции» — и выскользнул в коридор, надеясь отыскать где-нибудь свободное место. Но одно-единственное нашлось в купе, где четверо синещеких брюнетов шлепали картами по чемодану и с такой враждебностью посмотрели на него, что он тотчас же ретировался и, боясь, чтобы в коридоре его не настигли мистер и миссис Хатчинс, оставшиеся сорок минут провел в уборной.

Несмотря на такое обескураживающее начало, Чарлз к половине пятого успел одолеть поразительное число препятствий. Прибыв в родной город, он оставил чемодан в камере хранения и, решив как можно дольше оттягивать свое официальное прибытие, тотчас же прошел на станцию пригородного автобуса, чтобы поспеть на машину, проходившую через ту деревню в пяти милях от города, где жила Шейла и ее родные. И, в то время как автобус медленно пробирался по зеленым проселкам, все сильнее жгло тело и душу подавляемое уже несколько месяцев желание повидаться с ней. Это было так нужно ему — возвращение, признание, точка опоры, но без необходимости оправдываться или немедленно принимать решения. Однако этот душевный покой еще надо было завоевать. И настолько сильно было сейчас его внутреннее напряжение, что, ступив на дорожку сада, Чарлз весь дрожал.

Но случилось так, что ожидание его снова не оправдалось. В ответ на излишне громкий и продолжительный звонок, дверь ему открыл мрачный толстяк лет тридцати пяти. Это был Роберт Тарклз, муж старшей сестры Шейлы — Эдит. Мрачность его при виде Чарлза перешла в меланхолическое раздражение. Опять это дурак! И никак он не может привести себя в приличный вид. Да и никогда не сможет.

— Шейлы нет, — сказал он, не дожидаясь вопроса и не здороваясь с Чарлзом.

— Но все-таки можно к вам? Я издалека, — пробормотал Чарлз.

— Дома только мы с Эдит, — сказал Роберт, как бы предупреждая, что Чарлза ожидает здесь неприятное объяснение, как оно и случилось.

Чарлз молча протиснулся мимо Роберта в переднюю. Из кухни вышла Эдит и стала в дверях.

— Шейлы нет дома, — сказала она.

— Знаю, — быстро и невнятно буркнул Чарлз. — Роберт уже сказал. Может, вы мне все-таки предложите чашку чая? А когда Шейла вернется? Мне надо с ней повидаться.

Под их пренебрежительными враждебными взглядами он весь подобрался, вошел в кухню и сел на стул.