После обеда она принесла ему маленькую вырезку из одной вечерней газетенки. Он посмотрел и прочел: «Шах заявил на пресс-конференции, что волею Аллаха он берет десятую жену. Мисс Уоддер сообщает по телефону из Лос-Анжелеса, что свадьба назначена на четырнадцатое».
— Да вы не ту сторону смотрите, — сказала она.
Он перевернул на другую сторону и прочел:
—
— Что это за внутренние повреждения? — спросил он сиделку.
— А это они всегда так пишут, — сказала она, — когда не знают. Репортер ничего не знал о вас, кроме того, что вы пострадали, но подумал, что будет звучать, как будто он знает, если добавить «внутренние». Они часто так делают.
— А было что-нибудь о… — он споткнулся о злополучное слово.
Он готов был спросить, не было ли в том же номере газеты чего-нибудь об убийстве в доках. Ну какое ему до всего этого дело? Это какая-то прошлая жизнь, она оборвалась, кончилась, и он забыл о ней. С тех пор он умирал и рождался несчетное число раз.
— О чем? — переспросила она.
Он тупо поглядел на нее.
— Что о чем? — пробормотал он.
Она решила, что он устал.
— Вы, должно быть, устали? — прервала она разговор.
— Ну, а как же с этим платным корпусом?
— Это завтра. Завтра вас туда переведут.
— Но все-таки, кто за этим скрывается?
— Кто-то из ваших друзей, — нетерпеливо отозвалась она: ведь это его дело помнить имена своих друзей. — Я не знаю, как его зовут. Они скажут вам завтра, когда будут переводить вас.
Наутро его перевели из проходного двора общей палаты с его радио и гулким резонансом в высокую, узкую комнату с большим окном и единственной кроватью. Он тревожно глядел на весь этот блеск и комфорт, на удобную умывальную раковину, на вазу с цветами, на тумбочку с радиоприемником у кровати. Мистер Перкинс, который доставил его сюда, ровно ничего не мог ему объяснить. Но, как только его уложили в постель, пришла сестра.
— Вы, должно быть, хотите продиктовать письмо вашему другу и поблагодарить его, — сказала она.
— Я бы сделал это, только не знаю, кому писать, — отвечал он.
— А разве вам еще не сказали? Боже мой, как глупо? Я думала, вы знаете. Это некий мистер Родрик. Мистер Бернард Родрик из Стотуэлла.
Он откинулся на подушку и промолчал.
— Можете продиктовать письмо мне, если желаете, — сказала она.
— А вы уверены, что там не перепутали фамилии? — спросил он.
— Конечно, нет. Мы с ним улаживали все это дело по телефону и письменно. Он подробно оговорил все детали, вплоть до того, что радиоприемник оплачивать понедельно, а счета посылать ему. Да разве вам не передали его записки?
— Записка, мне? — Он недоумевал.
— А то кому же? — сказала она тоном человека, которому годами приходится то сдерживаться, то тщательно соразмерять свое нетерпение. — Вот она, на столике.
Она подала ему маленький, щеголеватый конвертик с карточкой внутри, вроде той, какую вкладывают цветочные магазины в букеты, посылаемые по заказу на дом. Он вынул карточку. На ней стояло: «Надеюсь, что вас устроят со всеми удобствами. Бернард Родрик».
— Как хорошо иметь таких великодушных друзей, — не унималась сестра. Ее любопытство, как и ее нетерпение, всегда находилось под контролем, но все же она была человеком.
— Да, хорошо, — сказал он.
— Должно быть, вы с ним давно знакомы, — допытывалась она.
— Давно, — повторил он.
— Хотите сейчас продиктовать письмо?
— Я устал, — сказал он.
Это подействовало: она ушла.
Условия, в которых он теперь находился, подкрепили его решение ни о чем не думать. Попытки разгадать тайну неожиданной щедрости Бернарда Родрика привели только к отчаянной головной боли; безопаснее было сдать это в тот же архив, куда были сложены и эпизод с Бандером, и все то, что привело к нему. Если даже он выпутается из всего этого и вернется к нормальной жизни, столько еще придется ему забыть, что один или два пункта из списка не имели значения.