— Пацаны сейчас сами собирают нечто подобное из секций старых компьютеров, — продолжал вокруг да около Олев, потом поставил перед капитаном самодельный аппарат. — Вот это изобретение доконфликтной эпохи собрано руками наших археонавтов. А вот эта кассета вставляется в него и…
Он вставил кассету в аппарат и нажал одну из кнопок. В шорохах и неясном людском гуле забренчала музыка, и хриплый мужской голос запел:
«Сколько боли в этом странном надломленном голосе», — подумал Елапин, и лишь потом стал вслушиваться в странные слова. Этот трагический голос заставлял слушать. У Еланина в области сердца защемило.
В том месте, по утверждению философов и поэтов прошлых веков, обитала душа, душа, которую ученые нашего века не смогли вычислить на самых совершенных компьютерах. «Просто щемит сердце», — подумал Еланин.
Голос из ТОГО времени надрывался в глухих криках. Еланин оглянулся на Олева. У того лицо окаменело, глаза отсутствующе смотрели за иллюминатор. Капитан увидел, как в рубку вошли и застыли, как загипнотизированные, мальчишки-археонавты, за ними маячило удивленное лицо Стана.
«Какой ужас они испытывали, — подумал Еланин. — Как он кричит… К кому взывает, кого просит о спасении? Нас, которые придут через двести лет и будут знать, что нельзя было рвать цепочки жизни, что земля, море, животные, трава, человек — это единое целое, это чудо, которое нужно было беречь, а они не смогли. Не понимали, не ценили? И этот голос, хриплый от надрыва, он кричит о том же: он понимал? Он чуял большую беду?»
Еланин закрыл глаза. Мучительно захотелось подключиться к пси-полю. А голос из ТОГО времени, надрываясь, звал его: