По мнению Скорцени сейчас пишут множество всякой ерунды, ибо, увы, победители всегда правы. И никто не хочет увидеть то позитивное, что было в учении Гитлера. Юлиан Семёнов пытался уточнить у своего собеседника: мол, что он понимает под такой позитивностью? Расовую теорию?.. Скорцени возразил:
- Мы не верили в серьезность его угроз! Мы понимали, что это средство сплотить народ! Каждая политическая структура должна уметь чуть-чуть припугнуть.
В ходе продолжительной беседы Отто Скорцени сообщил Юлиану Семёнову, что его представили фюреру в сорок третьем. Однако, по мнению Семёнова, Скорцени был представлен фюреру раньше, так как, работая против группы Шандора Радо, он не мог не знать о "великом шантаже", начатом летом и осенью 1942 года, когда Гитлер (по предложению Гиммлера) отдал приказ о разработке плана оккупации Швейцарии. Это понадобилось имперскому управлению безопасности для того, чтобы проверить эффективность работы противников рейха, затаившихся где-то в штабе. Дезинформация, санкционированная Гитлером, дала немедленные плоды: пеленгаторы Скорцени засекли радиопередачу из Берлина в Швейцарию сообщались все подробности "плана Грюн". Для того чтобы установить тех, кто передавал эти сверхсекретные данные, следовало узнать людей, которые эти данные принимали в Швейцарии: по замыслу Шелленберга цепь следовало начинать разматывать с другой стороны, за кордоном, на берегу Женевского озера. Именно для этого Гитлер и отдал приказ генеральному штабу.
По мнению Скорцени, Гитлер не знал о такой игре против Швейцарии, полагая, что подобная инициатива исходила лишь от Шелленберга.
- Во всяком случае, это - инициатива "середины", а не Гитлера... - пояснил Скорцени. - Зачем фюреру было нужно начинать игру со Швейцарией?
Когда Юлиан Семёнов пытался выяснить: "Знал ли об этом Борман?", Скорцени закурил и ответил не сразу и отнюдь не однозначно. Он рассказал, что о том, что когда первый раз был вызван к фюреру, Борман десять минут объяснял ему, что можно говорить Гитлеру, а что - нет. Он просил Скорцени не говорить ему правды о положении на фронтах, о настроении солдат, о скудном пайке, о том, что карточная система душит нацию, о том, что люди устали. Но Скорцени, по его словам, не внял советам Бормана. Когда он посмотрел в глаза фюрера германской нации, то понял, что ему нельзя лгать. По мнению Скорцени, так как Борман был верен Гитлеру, то он даже после этого случая сохранил к нему свои добрые отношения.
Помня о том, что Моррел - личный доктор фюрера, после его смерти, свидетельствовал, что давал Гитлеру в день огромное количество наркотиков, Юлиан Семёнов пытался выяснить у Скорцени: мол, правда ли это?
Скорцени ответил:
- Фюрер принимал 45 таблеток в день - он сам мне называл точную цифру.
Но затем пояснил, что это были не наркотики, а желудочные лекарства. Фюрер был больным человеком - не ел даже рыбы, так как у него был поврежден пищевод во время газовой атаки на западном фронте в 1918 году.
В ходе беседы Скорцени то и дело возвращается к Гитлеру, не скрывает своей любви к нему. Собеседник рассказал Юлиану Семёнову как осенью сорок четвертого фюрер вызвал его в свою ставку "Вольфшанце", в Восточной Пруссии, где фюрер проводил ежедневные совещания:
- Я испугался, увидав его: вошел сгорбленный старик с пепельным лицом. Его левая рука тряслась так сильно, что он вынужден был придерживать ее правой. Он слушал доклады генералов родов войск молча, то и дело прикасаясь к остро отточенным цветным карандашам, которые лежали на громадном столе рядом с его очками. Когда генерал Люфтваффе начал сбиваться, докладывая о количестве самолетовылетов и наличии горючего, фюрер пришел в ярость; я никогда раньше не думал, что он может так страшно кричать. Переход от брани к спокойствию тоже потряс меня: фюрер вдруг начал называть номера полков и батальонов, наличие танков и боеприпасов - меня изумила его феноменальная память. Как всегда, со мною он был любезен и добр; я до сих пор помню его красивые голубые глаза, я ощущаю на своих руках доброту его рук - это был великий человек, что бы о нем сейчас ни писали.
Юлиан Семёнов, услышав о "доброте рук великого человек" напомнил своему собеседнику о газовых камеры и массовых казнях, которые проводились в тылу. Однако Скорцени самоотверженно "защищал" любимого фюрера, утверждая, что фюрера обманывали "недобросовестные" люди: