Спешивший жить (СИ)

Если, действительно, это так, то Екатерина Сергеевна, заслуживает ещё большего уважения.

***

Дополнение к портрету Екатерины Сергеевны можно сделать с помощью самого Юлиана Семёнова, несмотря на то, что он, любя оглашать чужие тайны, не очень любил открывать собственные.

В 1973 году, через 18 лет совместной (?) жизни со своей законной женой он напишет для себя небольшое произведение, не предназначенное для публикации. Оно называлось "Прощание с любимой женщиной" и состояло из двух частей - первая была написана в санатории Карловых Вар, а вторая - в Париже. Начиналось произведение со слов: "Посвящается Е.М.".

В первой части прощания со своей любимой Е.М., 42-летний писатель вспоминает, как в середине 50-х годов он, продав пианино за 500 рублей, купил красный мотоцикл "Ковровец" и на максимальной скорости помчался к любимой:

"...Я выжимал максимальную скорость, трескучую, ветряную, казавшуюся мне тогда стремительной - 50 километров, и я пел песни от счастья, и, наверное, именно из-за этого меня остановил орудовец и потребовал права, а у меня еще не было прав, и он попросил меня отогнать мотоцикл "в сторонку", и я понял страшный смысл, заложенный в этих его словах, и начал рассказывать ему своими двадцатипятилетними словами про то, как ты меня ждешь. "Лучше опоздать, чем вовсе не доехать", - сказал тот орудовец и достал из своей полевой сумки бланк протокола, и тогда я прочитал ему стихи Щипачева про то, что надо дорожить любовью, с годами дорожить вдвойне, и эти стихи были написаны для пятидесятилетнего орудовца, и он вздохнул, а я замолчал, понимая, что всякое неосторожное слово может разрушить то настроение, которое родилось в нем из-за щипачевских строчек. Он встряхнул ручку, и я подумал: не пустить ли мне слезу - трезвые слезы очень действуют на работников ОРУДа, но я не умел и не умею плакать и очень завидую тем, кто может облегчить свою боль слезами. (Вообще-то я не могу понять, отчего боль трансформируется в соленую бесцветную воду? Кровавые слезы - это метафора, а я не очень-то верю метафорам.)

- Ну-ка, сядь на мотоцикл, - сказал орудовец и еще раз встряхнул свою ученическую ручку, - покатайся тут, пока никого нет.

И я начал показывать ему класс езды, падая в развороты и демонстрируя резкое торможение.

- Не доедешь ведь, - вздохнул орудовец, - убьешься.

И, улыбнувшись, он будто вспомнил что-то очень важное, свое, давнее.

- Потихоньку только, - сказал он отпуская меня, - не гони...

И далее Юлиан Семёнов описывает, как подъехал к дому, где жила его любимая Е.М.:

"...Я помню, как въехал тогда во двор. Я помню тебя - какой ты была восемнадцать лет назад: я помню твои раскосые глаза и длинные гибкие пальцы, которые умели раскрываться, как лепестки, и я помню, как ты закрывала лицо свое и была видна только кнопка носа и большие, телячьи, добрые глаза, и шепот твой, доверчивый и единственный, - нет такого другого и не будет больше никогда. Память оказывается самым большим злом, когда расстаются те, кто любил. Каждый из нас, что бы ни ждало нас в будущем, обречен на пустоту и постоянную мучительную перепроверку прошлым любого нового человека, с кем может свести жизнь. Мы будем проецировать на этого нового человека то, что у нас было. Каждый из нас, по прошествии какого-то времени, станет думать о том, что ты или я поступили бы на месте этого другого человека иначе, и это окажется постоянным и горьким чувством невозместимости.

Помнишь, я тогда предложил тебе сесть на багажник "Ковровца" и обхватить меня руками? Я очень хотел увезти тебя в лес и покатать по мягким белым песчаным дорожкам и посидеть на берегу реки, наблюдая, как поднимается тяжелый слоистый туман, а потом разжечь костер и ощутить счастье от того, что мы молоды и что все у нас впереди... Помнишь, ты тогда засмеялась и сказала, что никогда не сядешь на багажник, потому что он слишком мал для тебя и ты не хочешь быть смешной, и я ужасно, до нестерпимой боли, обиделся, потому что весь день мечтал о том, как повезу тебя по дорожкам и моя скорость сделается нашей общей скоростью...".

Через 18 лет Юлиан Семёнов откровенно признаётся всё ещё любимой Е.М. в том, что он "ужасно, до нестерпимой боли обиделся" на неё за то, что не села на багажник мотоцикла, неприспособленный для езды. И далее, 42-летний мужчина, уже вкусивший плоды писательской славы и отец двух дочек от любимой Е.М., начинает возмущаться придумавшими народную мудрость: мол, "Принимай человека ты таким, каков он есть". И признаётся, что лично он желает воспринимать Е.М. только такой, какой она ему мечталась. И никакой другой!

Автор "Прощания с любимой женщиной" пишет: