Валяясь в постели, я стал свидетелем тайной жизни магазина мадам Герды, протекающей в темном лабиринте подсобных помещений. Кто-то приходил и уходил, открывая заднюю дверь своим ключом. Какие-то парни, балагуря, таскали на склад загадочные коробки. До меня долетали обрывки фраз, способные возбудить самые причудливые и мрачные фантазии. Посыльный, с проклятьями, ловил по коридору что-то маленькое и визгливое. Я изнывал от любопытства, разрываясь между желанием узнать, что же там происходит, и припадками хорошего воспитания. Один раз мне показалось, что я узнаю голос женщины, владевшей маленькой кондитерской в конце улицы. Когда плачущая посетительница едва ли не бегом покинула магазин, мое терпение лопнуло. Я накинул на себя простынку и отправился в контору мадам Герды. Хозяйка сидела в кресле, закутавшись в старомодную нитяную шаль, вид у нее был крайне расстроенный. На столе остывали две нетронутые чашечки кофе.
— Что-то случилось?
Она потерла пальцами переносицу.
— Все в порядке, Рикки.
— Но я слышал…
Она глубоко вздохнула.
— Контроль забрал ее сына.
— Ну, это ведь не страшно, — по ее взгляду я понял, что сморозил глупость. — В смысле, его же отпустят, верно?
Она поморщилась и покачала головой.
— Нужны деньги, залог, чтобы оспорить решение Контроля в суде. Сейчас начало года, в это время бизнес идет вяло, ни у кого нету столько, сколько они просят.
— А сколько они просят?
— Десять тысяч.
— Сколько?!!
— У него были проблемы с законом, — мадам Герда рассеянно взяла со стола чашечку. — Обычно мы скидываемся и помогаем своим, но сейчас они арестовали сразу троих, касса пуста. А у Мэри к тому же есть долги, так что банк тоже отпадает. Бедная девочка…
Я видел пару раз сына кондитерши, он был на год старше меня. Парень был при деле, а проблемы с законом в юном возрасте — не повод для депортации. Должно быть, произошла ошибка…
— План у них срывается, вот что, — процедила мадам Герда, словно отвечая на мою мысль. — Вот и хватают всех подряд, мерзавцы. Это система, малыш, никогда не связывайся с системой!
У меня вдруг возникло острое чувство dejaweu. Мне были так знакомы эти проблемы. Если судить по моему собственному опыту, парень вполне мог загреметь на рудники ни за что. Мадам Герда пошла в торговый зал, работать, а я отправился в свою комнату, болеть, но услышанное не давало мне покоя. Как-то я подзабыл, что Летное Поле — другая реальность, десять «косых» для этих людей — проблема, способная пустую формальность превратить в приговор. Как же я все-таки далек от жизни!
Я промаялся так весь день, а к вечеру принял решение. Так было нельзя. Нельзя было ломать человеку жизнь из-за каких-то паршивых десяти тысяч. Моих проблем эта мелочь не решит, а пацана выручит. Я встал и тихо оделся, стараясь не цеплять рубашкой по плечам. Ксор покинул свое убежище и проводил меня до дверей, сверкая в темноте зелеными зрачками. Ну, камикадзе, держись! Вернусь — я тебя шваброй-то погоняю…
Мне нужно было чесать через все Поле, ко второму мосту, под опорами которого я припрятал свой мобильник, кредитку и удостоверение личности. Тайник находился над узкой объездной дорогой, почти на середине шестиметрового пролета, тогда я был в хорошей форме и путь не казался мне опасным. О чем я думал, когда забирался так высоко?! Ах, да, мне показалось хорошей идеей не таскать собой ценности. Теперь я больше всего опасался приступа резкой боли, которая скрутит мышцы и сбросит меня вниз. Балки низко вибрировали под тяжестью проносящихся сверху грузовиков, снизу дорога была пуста. Наконец, рука нащупала коробку из-под аварийного пайка, в которую я упаковал свои вещи. Я отлепил от коробки скотч и позволил себе полежать на стальной перекладине, пока не уймется дрожь в плечах. Фары полицейской машины на мгновение окатили меня светом, а потом патруль продолжил свой путь вдоль бесконечных бетонных заборов. Вряд ли они вообще разглядели меня за эти пару секунд. Я зажал коробку в зубах и начал осторожно спускаться на землю.
Обратно пришлось возвращаться пешком — в такое время такси на Летное Поле не ходят. Кого сюда возить? В озаренной ночными огнями темноте ажурные проемы эстакад приобрели инфернальный, тревожно-незнакомый вид. Улицы поражали космической пустотой, не видно было поздних прохожих или гуляющей молодежи, мои шаги были единственным звуком, нарушающим тишину. Тассианская столица, однако… Сколько же нас всего на этом шарике? Было ли щемящее чувство одиночества иллюзией, порожденной ночным часом, или я впервые приблизился к пониманию истинного положения вещей, удивительной рассеянности человеческих существ в пространстве? Какой-то древний инстинкт заставлял меня ступать тише. Единственным напоминанием о людях стал теплый отблеск пламени в просвете забора. Я был уверен, что, подойдя к костру, обнаружу там трех разноцветных панков.