Специалист по этике

Славная вещь, эта этика! Скоро он получит почасовое жалование от университета за свои лекции и семинары. К Пасхе должны выдать наградные на службе. За заседания в ученом совете ему тоже кое-что полагалось. Еще вот-вот должен отблагодарить один уважаемый человек за неоценимую помощь в написании диссертации. Помощью было, собственно, самое написание. Неоценимая помощь оценивалась определенной, заранее оговоренной, суммой. А на подходе еще один уважаемый человек… Далее, экспертные заключения, отзывы… Общая набегающая сумма не могла не порадовать. Можно будет поехать в Ниццу… Нет, пожалуй, этим летом лучше в Баден. А в Ниццу надо зимой, на Рождество, когда там опустеет ужасное шестиполосное шоссе, а морской берег очистится от груды наваленных, словно на Бородинском поле, человечьих тел, и можно будет посреди зимы гулять в зеленых мандариновых рощах, обнимать древние оливы, видевшие греков, римлян и галлов, декламировать стихи Брассенса о блаженном Улиссе… Или совершать утренние пробежки вдоль набережной Англез, улыбаясь (причем взаимно!) пробегающим юным спортсменкам в наушниках,  раскланиваясь с одними и теми же пожилыми господами, решившими подышать утренним бризом перед своей ежедневной игрой в шары… А потом нырнуть в ледяное обжигающее море, проплыть и вынырнуть на каменистый берег, являя собой торжество, так сказать, истинно русского духа перед развращенной декадентствующей Европой… В Монте-Карло он не поедет, нет, проклятое жалование не позволит! А вот в Бадене он непременно сходит в казино, нельзя не сходить, оказать дань, так сказать, Достоевскому, Тургеневу, всей нашей словесности, культурному наследию, так сказать… Но опять-таки нужны деньги! Жалование на службе позволяет жить, но скромно, весьма скромно! Да и кто в наше время живет на жалование? Чиновники все воруют. А Иван Григорьевич не ворует: он не чиновник и живет только честным трудом. Акции, приобретенные в смутное время, превратились в прах и истаяли, аки дым. Лесопилка в Костромской губернии, приобретенная на паях с товарищами, разорилась. Загородное имение приносило одни убытки. Военной пенсии он не выслужил. Даже приличную лётную пенсию, на которую, в общем-то, по совести, он имел полное право, он не смог получить, потому что в смутное время терялись и неправильно оформлялись необходимые бумаги. Всю жизнь только трудом, все только трудом, непрерывным, неустанным трудом…

В конце занятия студенты поинтересовались его мнением. Он занял отстраненную позицию, заявив, что его дело – донести до них достижения человеческой мысли по вопросу и тем разбудить в них интерес для самостоятельных поисков. Озвучивать свое искренне мнение, что все эти концепции – реникса, не стоящая не только поисков, но и ломаного гроша, он постеснялся, и, когда студенты стали настаивать, ему пришлось, сославшись на недосуг, пообещать поделиться мнением как-нибудь потом, не сегодня, лучше, на следующем занятии.

Иван Григорьевич вернулся домой поздно, домашние уже отужинали без него. Старшие дети отсутствовали по своим молодым делам, младшие дети шумно играли в детской. Супруга, обидевшаяся на его за позднее возвращение, сама накрыла для него ужин в столовой и удалилась в будуар. Он перекрестил и поцеловал на ночь детей, пожелал спокойной ночи супруге, принял душ и решил перед ужином посвятить некоторое время, так сказать, духовному и физическому самоусовершенствованию. С этой благородной целью он проделал самое сложное, по мнению адептов йоги, упражнение, а именно, шавасану. Прямо как был – в любимом малиновом бархатном халате с кистями – он распластался на ковре в своем кабинете, закрыл глаза, расслабился и отпустил свои мысли в свободное плавание.