Читаем Специалист в Сибири. Немецкий архитектор в сталинском СССР полностью

На вокзале мы делим работу следующим образом: я занимаюсь добыванием билетов, а мой друг — багажом. Добывание билетов не такое уж простое дело. Проездной билет и платцкарту получает только тот, у кого имеется справка с работы о том, что он должен или имеет право ехать. Тот, кто едет по собственной воле, должен много дней жить на вокзале и стоять в очереди. Мягкие места выделяются только офицерам Красной армии, высоким партийным и государственным чиновникам, ГПУ иностранным специалистам и туристам. Высшее право распоряжаться плацкартами имеет ГПУ Поэтому в эту наводящую страх организацию я обращался всегда, когда кассир на вокзале не хотел мне давать билет вне очереди. ГПУ просматривало мои документы, паспорт, справку об отпуске, контракт и снимало с меня все заботы. В то время как все стояли в очереди, и часто напрасно, мы и некоторые другие привилегированные товарищи получали билеты с заднего входа. Вся эта церемония продолжалась 2–3 часа, иногда еще дольше. Тем временем мой спутник удобно устраивался на вокзале на куче багажа и запечатлевал в своем блокноте бродящих вокруг южных товарищей. В Ташкенте мы получили плацкарты в мягкое двухместное купе. Мы были уже в поезде, когда нас снова извлек оттуда человек в пролетарской одежде и кепке, попросивший следовать за ним. Мы пришли обратно, в помещение ГПУ и были по отдельности допрошены. В хорошо обставленной комнате мой пролетарий занял место за черным полированным столом и по очереди нас допросил. Откуда, куда, почему и т. д. Бумаги, паспорта были проверены, номерами сверены с длинным списком, и через полчаса нас отпустили, очень дружелюбно и с ворчанием: «Извините».

На следующий день, после 12-часового пути мы «приземлились» в Самарканде. Очередь у камеры хранения была в порядке исключения небольшой, но зато тем более большой была очередь у автобусной остановки. Мы ждали полтора часа, пока не попали в автобус, заполненный узбеками и несколькими закутанными в черное магометанками. В европейской части города мы вышли и направились в новенький двухэтажный отель, где с нами, тотчас опознав иностранцев, соответственно по-дружески обращались. По предъявлении бумаг, мы получили чистый двухместный номер с «водопроводом». Воды, правда, не было, но на всякий случай мы крепко-накрепко закрутили кран.

Самарканд состоит из двух полностью отделенных одна от другой городских частей. Новый город, в котором находился наш отель, скучен и напоминает едва ли не Новосибирск. Мы шли прямыми улицами и скоро оставили новый город за спиной. Вышли на высоко поднятое пустое плато. Отсюда открывался великолепный вид на старый город, лежавший под нами в долине. Как уничтоженная огнем каменная руина выглядит широкий, лишенный крыш город. Но узкие улицы кишат людьми в великолепных цветных одеждах. В плоском море домов — пестрые мечети и минареты.

Над всем господствуют величественные, как термы Каракаллы, руины строений времен великого Тимура. Снежные вершины Гиссарских гор изумительно замыкают горизонт. Мы идем вниз, в город, населенный только узбеками. Главная улица одновременно и базар. Здесь толчея людей, выродившихся потомков некогда великого народа. Верблюды тяжелыми шагами движутся по песчаным улицам. На маленьких семенящих осликах едут мужчины с черными остроконечными бородками и серьезными лицами, свесив ноги почти до земли. То тут, то там муж, жена и ребенок, вся семья на одном таком маленьком животном.

Мы бродим по Регистану, рыночной площади, обрамленной величественными зданиями с глубокими высокими купольными нишами, по сторонам высокие круглые минареты, увенчанные гнездами аистов, все облицовано живыми цветными образующими орнамент кирпичами. Перед одной чайной мы устраиваемся на деревянном полу низкого помоста. Пол устлан цветными коврами, на которых сидят со скрещенными ногами мужчины в тюрбанах и пьют чай. Мы просим по-русски чай, хозяин понимает нас и приносит цветной пузатый чайник с двумя чашечками без ручек. Чай светло-зеленый и по вкусу напоминает ромашковый. Мы заговариваем с одним понимающим по-русски узбеком. Он работает в колхозе, коллективном хозяйстве. Он стонет, но каменно верит в систему. Другие сидящие вокруг, не обращают на нас внимания, сосредоточенно, с гордым видом пьют чай.

Вечером надвигается гроза. Мы возвращаемся в отель и идем в ресторан, где имеется кисловатое пиво. Мало местных, много русских. Оркестр играет новейший московский шлягер «Черные глаза».

Через два дня мы отправляемся дальше в Бухару, куда приезжаем вечером после восьми часов пути.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное