Специалист в Сибири

Иногда мы обогащались путем обменной торговли в поезде. Мы запасли очень много хлеба, который был большой редкостью и весьма ценился. И если обнаруживали какого — нибудь высокого военного, который располагал фруктовыми консервами, то приглашали его к нам в купе на партию в шахматы. Куне запиралось, и пока я играл, мой спутник принимался за хлеб. Он его распаковывал и перепаковывал, до тех пор пока наш красноармеец не начинал беспокойно ерзать. И когда тот с деланным спокойствием говорил: «Хороший у вас тут хлеб», можно было считать, что сделка состоялась, и мы обменивали одну буханку на две банки замечательных кавказских фруктов.

После еды мы ложились немного отдохнуть и дремали до 6–7 часов. Затем снова шахматы, изучение карт, подсчет денег, разработка программ на следующие дни; дальше ужин с чаем, хлебом, изюмом, редиской и яйцами, наконец вечерняя выпивка до К) часов, с грузинским вином, если позволяли запасы. Закурив последнюю сигарету, мы ложились в 11 часов в постель. Медленно движущийся поезд быстро укачивал нас, и клопы, которые здесь встречались чудовищно большими экземплярами, не могли помешать нам спать.

Поздним вечером четвертого дня наш поезд вкатился на ташкентский вокзал. Всех высадили, только мы вдвоем остались на ночь в купе, благодаря сигаретам и леденцам для бригадира и Наташеньки. Следующее утро застало нас на запасных путях где — то в километре от Ташкента. Около девяти утра мы отправились в путь. Наташенька помогла нам донести багаж, мы встали в чудовищно длинную очередь в камеру хранения и где — то через час избавились от багажа. Было жарко, солнце жгло с голубого неба, и мы безмятежно побрели в город.

Ташкент, хотя он всего лишь столица республики Узбекистан, несомненно значительнейший центр российской Средней Азии. Город так же велик, как Новосибирск, но это красивый разросшийся город. В новой части тоже ничто не выпадает из общей изящной рамы — все взаимосвязано. Дома в новой части города низкие, в большинстве каменные, по всем улицам великолепные ряды деревьев, по обеим сторонам проезжей части журчат маленькие, аккуратно забранные в камень ручьи с чистой холодной водой. Во дворах домов высятся зеленые тополя, ивы и разные другие южные, похожие на кусты деревья, названия которых не знаю.

Здесь уже лето; люди носят легкую цветную одежду. Узбеки, стройные, с серьезными коричневыми лицами, с вышитыми шапочками или белыми тюрбанами на головах, в красивых шелковых халатах.

Особенно красивы женщины, так красивы, как я нигде больше в России не видел. Стройные высокие женщины, с хрупкими лодыжками. Шелковистые черные волосы обрамляют тонкие лица, которым длинная узкая переносица придает некую неприступность, как у мадонн.

Вокруг маленького ядра густо населенного нового города лежит широко растянутая запутанная сеть узких ломаных переулков, в которую мы решились войти, вооружившись картой. Как и в Помпеях, улицы здесь стиснуты высокими каменными или глиняными стенами без окон, оставлены только отверстия для входа. Но улицы здесь не прямые, а изогнутые и кривые, то тут, то там — тупики. Время от времени в стене встречаются глубокие и широкие проемы. Постепенно глаза, ослепленные белыми, сильно отражающими солнечный свет стенами, начинают видеть в темноте такой ниши узбека, сидящего со скрещенными ногами и смертельно серьезным лицом. Перед ним разложены на маленьком коврике плоды его искусства, латунные и оловянные сосуды и устройства, выточенные из дерева предметы и т. д. Помещение одновременно и мастерская. Иногда мы находим чайную, такую же темную нишу, с пристроенными со стороны улицы в качестве веранды деревянными помостами — осколок частного хозяйства.

Мы бредем дальше по теневой стороне улицы, бросая иногда взгляд в зеленые дворы через оставленную распахнутой дверь. Повсюду, над и под землей, бормочет живая вода.

Мы пытаемся вернуться обратно в новый город, но вынуждены после долгих поисков сдаться. Выйти из лабиринта невозможно. В результате долгих напрасных усилий обнаруживаем одного узбека, понимающего русский. Он долго ведет нас, пока мы не оказываемся на большой улице нового города, откуда уже сами можем найти дорогу. У узбека, как и у всех прочих, только одна тема: хлеб, нет хлеба в стране, люди голодают. Он горд, и чувствуется, что он не любит русских, властителей узбекской «колонии».

В одном общедоступном «коммерческом» ресторане мы получаем на обед бефстроганов с редиской и пиво. Это стоит 18 рублей. У нас волосы встают дыбом, и мы разыскиваем лавку для иностранцев, чтобы запастись провиантом. С нашими документами мы можем там покупать. Это последнее такое заведение на пути через Туркестан и мы берем там все, что только можем взять. Покупать на рынке мы не в состоянии, столько денег у нас нет. Масло стоит 50 рублей килограмм.

Медленно гуляя, к вечеру мы приходим на вокзал, чтобы ночью ехать дальше в Самарканд. В этом случае мы сможем выспаться в поезде и решить таким образом сложную проблему с гостиницей.