Специалисты по женской части

Во второй статье нашей, которою мы окончим разбор деятельности наших специалистов по женской части, мы назовем одного человека; мы назовем даже двух человек, живущих здесь же, в этом же самом Петербурге, при том самом обществе и при том самом правительстве, которые якобы стоят на каждом шагу впоперек дороги присяжным специалистам по женской части, и деятельностию этих двух человек в пользу женщин докажем, что все эти препятствия и затруднения ничтожны для того, кто хочет делать свое дело. Мы назовем двух человек, которые никогда не добивались случая подрапироваться специализмом по женской части, которые не трубили перед собою в трубы, а сделали для желающих трудиться женщин, может быть, более всех известных русских специалистов по женской части (исключая читавшего каком-то женщинам какие-то заманчивые специальные лекции литератора Слепцова. Этот человек подготовил слушавших его нигилистических женщин к пониманию, что есть мужчины, стоящие по степени своей рассудительности неизмеримо ниже самой простой бабы).

Мы в немногих словах расскажем все, что, с отличающею честные дела скромностию, сделано теми двумя людьми, о которых мы вспоминаем; а теперь заключим нынешнюю свою статью тем, что все труды наших специалистов по женской части не принесли русской женщине никакой пользы. Но вред — принесли! Они заездили этот вопрос так, что теперь надо Бог знает какой ловкости, чтобы склонить читателя развернуть страницу, на которой он ожидает встретиться с разговором о женском деле.

Окончим этим и еще раз подивимся всей тупости и всей наглости этих борцов за женщину, не ограничивавших своих хлопот одним специализированьем женщин, но хлопочущих об их умах, об их правах и нравах.

У нас в России, где женщины и по обычаям страны, и по складу нашей жизни свободнее всех женщин западной Европы, у нас, где женщина и перед очами закона равноправна с мужчиною более, чем женщина любого другого европейского государства, — никогда не было осязаемо совершенного недостатка в женщинах, отличавшихся и умом, и истинными добродетелями, составляющими украшение человека. Наша верующая и хранящая предания страна не оскудевала никогда серьезными женщинами и, благодаря здравому смыслу русского народа, оберегающего святыню семьи, не оскудела от них и ныне. Женщины, вдохновлявшие наших лучших поэтов, внушали им не романтических Лолот и не придурковатых героинь позднейших писателей, вроде гг. Авенариуса или Слепцова, женщины которых все жмутся к естеству да к червивому философствованию. Нет! — напротив! Одному из наших поэтов внушен его вдохновением тип женщины, «с которой никто не придет зубоскалить: которая в беде не сробеет, спасет, коня на скаку остановит, — в горящую избу войдет»; другой, бессмертный, доколе звучит русское слово, написал Татьяну — этот светлый облик женщины, которую человек, полный огня и страстей, не склонял к разговорам о совместном ложе, до чего так легко и так просто доходят с нынешними философствующими резонерками, а видел блаженство в одном постижении ее совершенств:

Внимать вам долго, понимать
Душой все ваши совершенства…

Вот чего умеет заставить искать у себя наша хорошая, наша умная женщина! Медовые речи страсти не доводят ее до способности пасть или до неспособности остановить потоки неуместных слов. Она не страдает ненаходчивостью, потому что она знает, что она делает, и отвечает:

Что колкость вашей брани,
Холодный, строгий разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б преступной страсти.

И их ли, этих ли женщин сильны растлить Жуковские и Слепцовы, и их ли могут поучить Соловьевы!

Как американцы, удрученные междоусобною войною, посылали «проклятие гусю, давшему перо, которым Линкольн подписал освобождение негров», так и мы можем только послать наше проклятие перьям, которые царапали статьи в защиту от Слепцовых и Жуковских. Эти оправдательные статьи оскорбляют наших женщин более, чем те статьи и повести, где наша типическая женщина рисуется с посетительниц игорных клубов и содержанок, одним словом, с той женщины, которая слушает все, рвется всюду, готова попробовать всего и в отличие от стыдливой мимозы получила себе название «стервозы».

Нам ли падать духом оттого, что мы видим горсть женщин, готовых «на содержание», когда перед нами хоть бы только те два могучие типа, которые мы взяли у наших поэтов, — два типа: один твердый, как выносящая все непогоды бронза, другой нежный, но крепкий, как мрамор, от которого светлые рефлексы падают одинаково на мураву и на мусор, не отнимая свежести у муравы и не пачкаясь низменной перстью, ибо вся эта персть ниже лучезарного света души, произнесшей: я буду верна тому, в чем я поставлена.

X