Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939—1945

Позже, на следующем допросе, Олендорф признался, что еще до суда он предвидел, что его могут спросить, почему он не стал прятаться, симулировав болезнь, для того чтобы избежать выполнения того, что, по его собственным словам, он не хотел делать. Поэтому ответ был у него готов заранее. Но каким бы проницательным ни был Олендорф, это не спасло его от необходимости сделать еще более убийственное признание в момент, когда он не ожидал обвиняющего вопроса. Если его совесть действительно беспокоили факты убийств безоружных людей, у него были возможности другим способом избежать работы убийцы, не симулируя болезнь. Его эйнзатцгруппа действовала в зоне ответственности немецкой 11-й армии, с командованием которой он имел указание сотрудничать. Похоже, командующий армией был не такого высокого мнения об офицерах СС, так как позднее между ним и Олендорфом возникли трения. Олендорф рассказывает об этих разногласиях так: «Меня вызвали к начальнику штаба полковнику Велеру. Он принял меня со словами, что, если взаимодействие между армией и моими людьми не улучшится, он будет ходатайствовать, чтобы меня отозвали в Берлин».

Когда он закончил свой пространный рассказ, я спросил его: «Неужели вы настолько зависели от рекомендаций представителей армии, что рапорт того офицера в Берлин мог бы действительно привести к вашей отставке, как он угрожал?»

Олендорф ответил уверенно: «Конечно да».

И этим Олендорф взорвал всю собственноручно построенную систему защиты. Если ему действительно внушала отвращение мысль отдавать приказы о расстрелах безоружных людей, ему следовало попросту отказаться взаимодействовать с армией, и он сразу же оказался бы на пути домой за новым назначением. Но этот высокомерный офицер предпочел быть униженным представителями армии, но не покинуть желанного поста командира эйнзатцгруппы D, которая достигла впечатляющих успехов, уничтожив 90 тысяч человек. Его больше интересовало мнение о себе со стороны своего друга и начальника Адольфа Эйхмана, который несколько раз приезжал к нему, чем заботы о жизни и смерти невинных людей.

Пытаясь оправдать себя за убийства детей, которые, став взрослыми, могли бы отомстить своим палачам, Олендорф заявил, что в этом смысле и страны-союзницы являются виновными, так как в результате ударов союзной авиации погибло большое количество немецких детей. На такой аргумент Хит заметил: «Вы пытаетесь приравнять морально летчика бомбардировщика, который сбрасывает бомбы, надеясь, что они не попадут в детей, и себя, который намеренно их расстреливал? Это, по-вашему, честно с точки зрения морали?»

Олендорф не стал уклоняться от ответа: «Самолеты систематически бомбили плотно застроенный город, метр за метром, используя зажигательные и фугасные бомбы, а потом снова фосфорные бомбы, и так дом за домом. Я видел в Дрездене нечто подобное на площадях, где ютились беженцы. И эти люди, как вы говорите, надеялись не нанести вреда гражданскому населению и детям».

В этом пункте Хит потерпел поражение.

«Я признаю, что в ваших словах может быть правда, хотя я никогда не видел этого». Но он подчеркнул, что Олендорф затронул лишь часть общей мрачной картины. «Не приходило ли вам в голову, что, когда ваш вермахт без всякого повода вошел в Польшу и когда вы вторглись в Норвегию и в Нидерланды, когда вы разгромили Францию, а затем разрушили Белград в Югославии и покорили Грецию, когда вы подмяли под себя Румынию, Болгарию, а затем пытались уничтожить Россию, люди, решившиеся выступить против вашей тирании, находятся на более высокой ступени морали, чем вы? Даже когда им, для того чтобы покончить с вашим господством, приходится совершать такие же ужасные поступки, которые первыми начали совершать вы? Ответьте на этот вопрос, пожалуйста».

Олендорф не стал медлить с ответом: «Поймите, что я смотрю на события военных действий, о которых вы упомянули, с других позиций, не так, как вы».