– Этот не помрет,- пробурчал седовласый старик, перекидывая бороду с одного плеча на другое.- Пошли в избу.
В связи с отсутствием какой-либо иной альтернативы данному предложению, кроме бессмысленного топтания на крыльце, я последовал совету старшего.
В голове, наверное из-за зелья, немного гудело и потрескивало, а окружающий мир обозревался сквозь мутноватую пелену. Второе Я, тихонечко дремавшее до этого мгновения, проснулось и пробурчало: «Фокус поймай или головку протри -запись плывет». Вот только из его совета я мало что понял. Первую часть можно, наверное, перевести на нормальный язык приблизительно так: «Будь внимателен», а вот вторую… как может прояснить зрение возвратно-поступательное касание упомянутой внутренним голосом части тела?
За время моего отсутствия в обстановке избы заметных изменений не произошло, так что я скромненько пристроился на колченогом табурете в уголке и принялся терпеливо ожидать, когда память вернется ко мне.
Она не спешила. Старик успел основательно опустошить свои запасы, извлекаемые из самых неожиданных мест – избушки, имеется в виду,- и расставил их на столе.
– Принеси дров – они в сарае – и истопи печь.
Пришлось подниматься и ковылять за дровами, которые оказались ночным кошмаром папы Карло – просто страх какие вертлявые и непослушные. Непоседы.
Расположив щепки на колосниках по принципу вигвама, я щелкнул пальцами и принялся раздувать вспыхнувшие язычки пламени. Потянуло дымком, нос и глаза защипало. Зато зрение прояснилось.
– Огниво и тр… – начал было дед, перебиравший пшено, отвлекаясь от своего занятия и поворачиваясь ко мне. Да так и замер с вытянутой в сторону рукой и
полуоткрытым ртом. Тряхнув головой, словно отгоняя видение, он вернулся к прерванной работе.
Чего это он?
Оставив разгорающуюся печь на волю судьбы и хорошей тяги, я подошел к темнеющей в стене нише, на которую пытался указать целитель, и обнаружил там замусоленную тряпку и странное приспособление.
«Огниво! – догадался я.- С его помощью зажигают огонь. А…»
Сглотнув, я с подозрением посмотрел на свои руки – как у меня это получилось?
– Зажег? – спросил дед.
– Горит,- ответил я.
– Ага,- изрек он, заливая перебранное пшено водой и проворно пристраивая казанок в печи. Там, оказывается, для этого дела даже специальный крючок предусмотрен.
Почему меня это удивляет? Странное ощущение моей чужеродности данному месту крепнет.
– Пойду подышу свежим воздухом – аппетит нагуляю.
– Иди-иди, только далече не заходи, а то не докричусь.
– Я здесь – рядышком.
Неспешно выхожу на крыльцо, сонно потягиваюсь. Затем медленно, изучая облака, начинаю обходить избу. Но, лишь только оказываюсь у глухой стены, бросаюсь бежать. Ворвавшись в сарай, урагану подобный, спешно нагребаю жменю сухих опилок и, ссыпав их посреди вытоптанной тропинки, замираю. Переведя дух, чтобы хоть немного унять неистовый стук сердца, я щелкаю пальцами. Никакого результата. Пробую еще раз и еще… словно безумец, среди пустыни пытающийся подозвать гарсона. Но как-то ведь я смог разжечь огонь в печи?
В сердцах втоптав стружку босой пяткой в землю, я развернулся и побрел назад в избу. Наверное, снова про вал в памяти… Но помню же я, что способность воспламенять предметы на расстоянии посредством взгляда называется «пирокинез» и считается фантастикой, то есть выдумкой.
То ли от резкого прилива крови к голове вследствие нервного напряжения, то ли продолжает сказываться чудотворное влияние старикова зелья, но только перед моими глазами вдруг поплыл розовый туман, в котором так любят теряться ежики. Замерев, словно столб, позволяю векам опуститься и в наступившей темноте, богатой на звезды, делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, нормализуя ритм сердцебиения.
С треском проломившись сквозь густые заросли, из чащи лесной выскакивает на меня чудище рыкающее. Вида ужасного.
Не это ли зяброкряка, предвестница окончания земного существования, образ коей так интересует моего давешнего знакомца? Если да, то смерть еще страшнее, чем мне раньше мыслилось. Хотя, честно говоря, как я себе ее мыслил, то есть тайна. Не помню…
Морда этого чудища отдаленно напоминает человеческое лицо, но уж очень отдаленно. Сизый нос на поллица, щелочки глаз, сквозь которые на мир взирают два огненно-красных огонька, густые брови а-ля Брежнев, сросшиеся над переносицей и поддерживающие меховую шапку-ушанку, не давая последней сползти на глаза, да взлохмаченная борода, словно приклеенный пучок пакли, неопределенного цвета – что-то неимоверно грязное, с набившейся в него трухой и листвой.
– Ы-ы-ы… – протянуло чудовище и, взмахнув полами полушубка, промчалось мимо меня, обдав густой волной застарелого перегара.
Из-под протертых до дыр валенок взметнулась пыль, и непонятное явление скрылось, завернув за угол дома и топоча пятками, словно гусарский полк на марше.
Оттуда спустя мгновение раздалось громкое чавканье и довольное фырканье.