Спецхранилище

Юлька высунулась из окна и сообщила, что я умудрился задымить всю квартиру, находясь за ее пределами. Реплика прозвучала без обычного гнева, с иронией. Что-то я в самом деле много курю. Я затушил бычок в общей пепельнице – жестяной банке, кем-то подвешенной у крыльца.

– Зайди-ка в дом, – сказала Юлька. – Нужна мужская сила.

Как выяснилось, моя супруга затеяла перестановку. Согласно стратегическому плану, требовалось поменять местами диван и шкаф. Диван она уже выдвинула на середину комнаты, но со шкафом в одиночку не справилась.

– А зачем это? – спросил я. – Вроде нормально стояло.

– Вроде, вроде! – передразнила она. – Край шкафа загораживает дверной проем. Ты не замечаешь, что каждый раз, проходя в гостиную, бьешься об него плечом?

– Правда, что ли? – искренне изумился я.

– В углу, где стоит диван, ему самое место.

Я пожал плечами, и мы принялись двигать шкаф. Он оказался тяжелым, собака, его ножки безжалостно скребли пол, оставляя замысловатые симметричные кренделя, но Юлька ради своего фэн-шуя была готова и не к таким жертвам. Наконец, диван и шкаф нашли себя на новых местах. Мне показалось, что гостиная даже стала больше в размерах. Юлька оказалась права, так было лучше.

– Ты сильно изменился за последние месяцы, – тихо произнесла она, сидя на краешке стула, устало сложив руки на коленях. – Превратился в другого человека. Ты представить не можешь, как я этому рада. А ведь все висело на волоске. На тоню-у-усеньком волосочке! За неделю до того, как тебя погнали из полка, я перевезла к матери часть вещей и придумала для Насти текст, объясняющий, почему папа дальше не может жить с нами.

У меня ком встал в горле.

– Но ты исправился, – продолжала она. – Потрясающе. У тебя невероятная сила воли. Я не знаю случаев, чтобы человек, употреблявший алкоголь с подобным профессионализмом, завязал так легко! Не кодируясь, не проходя курс лечения – просто начав возиться с деревяшками.

Она все говорила, говорила, сидя на краешке стула, а я думал о половине бутылки, которую вылил в себя вчерашним днем. О том, насколько хорошо и уверенно чувствовал себя после этого, насколько твердой была рука.

Я вспомнил об этом, и мне захотелось выпить прямо сейчас.

– Неужели тебя не тянет? – неожиданно спросила Юлька.

Я сделал к ней полшага, нагнулся, поцеловал в бледную щеку и сообщил, что нисколечки. При этом глотка была сухой, дрожащей от нетерпения.

– А мама не верит, – произнесла Юлька. – Говорит, что счастье не бывает вечным. Настанет день – и ты сорвешься. Но я велела ей замолчать. – Она усмехнулась. – Представляешь, я сказала своей матери, чтобы она заткнулась! Она ведь ничего о тебе не знает, Валера. Зато я знаю. Это место изменило тебя. Простая природа, простые люди, простые отношения. Мне здесь нравится. Я бы хотела здесь остаться.

– Ты не выезжала за город дольше, чем на неделю. И комары тебя донимают.

– Раз ты изменился, я тоже могу.

– А работа?

– Стану преподавать в местной школе, а что? Чем поселковые дети хуже городских?

– А Настя?

– Она перейдет в эту же школу. Зимой здесь, наверное, здорово: огромные сугробы с узкими тропками, запах дыма из печных труб, никакой городской суеты. Мы будем жить в Коровьине одной счастливой семьей…

В этот самый момент у нас под ногами что-то вздрогнуло. Не половицы. Не поперечные брусья, на которых они лежали. Вздрогнула сама земля. Словно извещая о том, что к нам приближается нечто большое, ужасное и разрушительное.

У меня под кожей побежали мурашки.

– Что это? – спросила побледневшая Юлька, глядя в окно. И продолжила с сомнением: – У нас не бывает землетрясений, ведь так?

– Нет.

За окном творилось что-то странное. Влюбленная пара, бабушки, подростки на велосипедах – все уставились куда-то в сторону задворок нашего дома. На их лицах появилось такое изумление, как если бы перед ними предстало нечто удивительное и прекрасное. Самое прекрасное из всего, что они видели за свою небогатую на события жизнь.

Что там такое? Неужели начались обещанные мне проблемы?

Но я чувствовал, что это не они. И, как выяснилось через минуту, чувства меня не подвели.

Народ тронулся со своих мест, стекаясь к тропинке, ведущей за дом. Изумление и непонятное воодушевление не сходило с их лиц. Они двигались как зачарованные, хотя я бы применил другой термин. Они двигались словно зомбированные – тупые и радостные.

И тут я вспомнил.

Я вспомнил, что находилось за домом!

* * *

Не помня себя, я выскочил из подъезда. Из окон двухэтажки напротив тоже выглядывали люди, заинтересованные происходящим. Их взгляды были направлены в ту же сторону, куда потянулся народ с улицы. На лицах светилось тупое блаженство, как у последователей какой-нибудь тоталитарной секты. На стеклах играли непонятные блики. Воздух казался застывшим, без единого дуновения ветерка. По его неподвижным пластам разносилось едва слышимое: «Иди за мной!.. Иди за мной!..»

– Пресвятая богородица, как это красиво! – услышал я возглас одной из бабушек.