Спецкоманда №97

Капитан Колчин вел укороченные воскресные занятия и не переставал думать над вчерашней горячностью Тульчинского: "Хочу тебя спросить, Олег: тебе не надоела эта чертова работа? Я бы на твоем месте сделал все, чтобы на рапорте стояла резолюция: «Уволить к черту!!!» Тульчинский не хочет оказаться на моем месте, размышлял Олег, но тогда что привело его сюда?... И еще припомнился его пристальный взгляд наутро, его колебания, словно он хотел о чем-то спросить, но не решался, то, как он вздрогнул, уйдя в свои мысли. Олегу в то время показалось, что Тульчинский разговаривал сам собой, неожиданно задремал и так же вдруг очнулся.

Вопросы, вопросы, не имеющие четких ответов, а лишь свидетельство их сложности. Отчасти — странности. Но, как сказал Лихтенберг, «то, что кажется странным, редко остается необъясненным». И некая скованность, овладевшая Олегом, отпустила его. Но ненадолго. Он еще и еще раз обращался к странному поведению товарища...

Работа с курсантами — самая тяжелая как в вузах Министерства обороны, так и в боевых подразделениях. Капитан, закончив занятия и отпустив курсантов, решил сменить обстановку. Он присоединился к Сергею Юрмину. Тот не преминул полушутливо выбросить руку к головному убору:

— Смирно на палубе! Товарищ капитан! Седьмой экипаж проводит занятия на открытом воздухе. Мичман-инструктор Юрмин.

— Вольно!

Под брезентовым навесом протянулся длинный стол, по обе стороны его — бойцы седьмого экипажа.

Перед каждым бойцом два вида оружия: «АПС» (автоматический пистолет Стечкина) и автоматно-гранатометный комплекс «ОЦ-14» «гроза-1», выпущенный Тульским оружейным заводом специально для армейского спецназа под патрон калибра 7,62.

Понаблюдав за работой бойцов, Юрмин спросил Колчина:

— Ты чего такой смурной, Олег?

— Да так... Тебя на допрос вызывали?

— Пару раз. — И вздохнул. Он всякий раз опасался, что проговорится про гибель первой команды. — А тебя?

— Тоже. Ирку вот каждый день таскают, спрашивают одно и то же: какие медикаменты в санчасти, кто из погибших обращался за медпомощью, что именно им давали. Задолбали, б...ь! — выругался всегда спокойный психолог. Тяжело на душе, но завтра, когда он переговорит с журналистом, станет еще тревожнее: для него настанет пора ожидания. Чего — плохого или хорошего? И нашел единственный ответ: правильного. И услышал отголоски, словно донесшиеся с полярного круга: «Олег, тебе не надоела эта чертова работа?»

Белесые брови капитана сошлись к переносице, образовывая резкую, как глубокий шрам, складку.

Он натянуто улыбнулся Юрмину:

— Ладно, Серега, развлекся я, пойду. — Однако вернулся. — Ты с Тульчинским разговаривал?

— Так, накоротке: здорово — здорово, как живешь.

— Зачем он вернулся, как ты думаешь?

— Мудак потому что.

Олег рассмеялся. Странно или нет, но ответ мичмана Юрмина ему понравился. Он ждал еще одного восклицания товарища: «Вот кто может расколоться!» Однако мысли на сей счет Сергей Юрмин, видимо, решил держать при себе.

* * *

ИЗ ДНЕВНИКА АЛЕКСЕЯ БЕРЕЖНОГО

Сегодня был обычный день. Офицерская муштра потихоньку заканчивается. Нас уже не гоняют как баранов, и едим мы нормально, не урывками, как раньше (по две-три минуты на все про все). Да и еда другая — уже не для тех, кто любит говно.

Приглядываюсь (почему — сам не знаю) к капитану Колчину. Его нельзя сравнить с кем-то из офицеров «Дельты», просто он другой. Часто бывает задумчивым. Я даже про него стих сочинил: «Передо мною сидит парень и в меланхолию впадает». Маленько не в рифму. Его я сравнил с классным руководителем. Он частенько присутствует и на практических занятиях. Вот и сегодня смотрел, как мы занимались разборкой и сборкой оружия. Вот этого я, хоть убей, не пойму. Нас что, спрашиваю инструктора по огневой подготовке Юрмина, пошлют работать на заводской конвейер? А тот даже не слушает. «Завязали глаза!» — командует. И — индивидуально ко мне: «Бережной, тебя это не касается или ты слепоглухонемой?»