Спецкор (СИ)

- В столовой, где ж еще. Готовы уже съесть друг друга, дожидаясь тебя.

- Вечно ты шутишь, идем!

- Стой!

Я удивленно посмотрела в его ставшие очень серьезными глаза.

- Что?

- Поверишь ли, что я страшно виню себя в происшедшем?

Я молчала, опустив глаза. Похоже, все вокруг чувствуют себя виноватыми. Но что мог бы сделать Серж, или Рысь?! Простой оператор и девочка-пилот! Их наверняка убили бы первыми, а потом уже принялись за меня. Как хорошо, что никого из них не оказалось рядом!

- Поверю! Спасибо. Изменить все равно уже ничего нельзя. Лучше забыть! И... ты же всё видел... Тебя бы убили первым, разве нет?

Он вздохнул и помотал головой, но вслух согласился:

- Пожалуй, сеньорита. Грустно такое слышать о моих предполагаемых возможностях, но ... как говорят русские... ай раджонэ . То есть - крыть мне нечем.

На этом наш разговор и закончился.

В столовой уже вовсю хозяйничала Рысь, накрывая на стол что-то очень аппетитное в красивых тарелках, исходящих ароматным паром.

Все были в сборе - и Марат, и Леночка с Егором, Степан Степаныч, который Викинг и даже Надюшка.

Мужчины дружно вскочили при моем появлении. Надо же, какие вежливые! Надо же, какие вежливые! Так бы и расцеловала, да только сомнительно, что правильно поймут...

Глава 12

'Снежные склоны хребтов Гиндукуша

в красных заплатах солдатской крови.

Я под огнем перекрестным не струшу

ради твоей неизвестной любви.

Может быть, смерть мои руки развяжет -

я обниму тебя, падая в снег.

Горы высокие небу расскажут,

как человека любил человек.

Словом прощанья, слезою печали

издалека не тревожь, не зови.

Лучше останься такой, как в начале

нашей с тобой неизвестной любви.

Мы не бродили Москвою вечерней,

не целовались в Нескучном саду,

не придавай же большого значенья,

если однажды совсем не приду'.

Я смотрела на эти строки - очередное сообщение от неизвестного поклонника, которому я так нагрубила прошлым вечером - и плакала. Да, я хорошо держалась за ужином, хоть и огорчила Рысь, проглотив с трудом едва ли больше двух ложек замечательного рагу. Да, я смогла спокойно и серьезно выслушать Марата, который так же, как Серж и Рысь пожелал уверить наедине, как 'чертовски' сожалеет о том, что не поехал со мной. Даже на звонок Ахиллеса удалось ответить спокойно и без эмоций, что конечно я приеду к нему завтра утром, и мы всё обсудим.

Попрощавшись со всеми, и убедившись, что Оля и правда хорошо всех устроила в моем новом доме - как хорошо, что я накупила столько разнообразных диванов и кушеток - я не стала строить из себя умирающую лебедь и рыдать в подушку. Просто стояла на балконе, ни о чем не думая, не желая пускать в голову хоть какие-то мысли. Лицо обдувал теплый бриз, быстрые тучки скрывали луну на доли секунды и неслись дальше, а бледный синеватый цвет заливал все кругом, делая окружающие скалы и морские волны чем-то нереальным, словно в сказке. Изредка, то тут, то там показывались сквозь прорехи облаков яркие крупные звезды. И я невольно гадала, возможно ли увидеть среди них наше Солнце?

Нарушая тишину, царящую снаружи и внутри меня, запищали визоры. Отдав команду закрыть двери - пока что голосовой режим, настроенный Виком, меня устраивал, я вернулась в спальню и, усевшись по-турецки на своей огромной кровати, укуталась поплотнее в теплый пушистый халат и вывела сообщение незнакомца на виртуальный экран.

Горящие зеленым светом ровные строки очередного стихотворного послания медленно всплыли, покружились в каком-то причудливом танце, а затем замерли, позволяя их прочитать. Я ничего не ждала от незнакомца сегодня, и немного удивилась, неужели он не оскорбился моим ответом? И в строках я почти ничего с первого прочтения не поняла, но вот растаяли в воздухе последние слова, и я ощутила ком в горле, а лицо было мокрым от слез. Словно этот стих смог прорвать какую-то плотину в моей душе и дал выход чувствам: жалости к себе, к погибшему страшной бесчеловечной смертью Глебу, горю по своей первой детской любви, уничтоженной доброй памяти о ней, тоске по родине, маме...

Не было рыданий и даже всхлипываний. Я плакала молча, обхватив себя руками и до боли стиснув кулаки.

На душе стало легче не скоро. Точно больная, как в детстве, я спустилась на пол и, шлепая босыми ногами, поплелась в ванную. Пояс халата и длинный подол волочились следом, как шлейф. Умывая лицо, я уже ощущала умиротворенность и сильное облегчение. Надо жить дальше, боль останется, это неизбежно, только нельзя на ней зацикливаться, пострадала и будет, надо попытаться жить дальше, и если не забыть, то как-нибудь спрятать, задвинуть ужас дня в дальний уголок памяти.

Еще раз прочла стихи, просто в визорах, без эффектов голоэкрана - слишком уж сильно подействовали странные строчки. Снова не поняла, что мне хочет сказать незнакомец. Что он военный, рискует жизнью и работа у него опасная, это уже из прошлых писем понятно было. Мне нечего ему сказать, и отвечать я не стала.

Только засыпая, свернувшись калачиком под одеялом, я вдруг поняла и даже подпрыгнула на кровати, снова включая свет и садясь, опираясь на подушки.