Спецназ Его Величества

– А зачем он вообще нужен? – бесцеремонно вмешался Мишка Нечихаев, благо эмалевый крестик на мундире мальчишки гарантировал отсутствие подзатыльников, привычного воспитательного средства. – Фейерверки у Ивана Петровича без всяких палок в заднице летают.

– Только недалеко, – заметил Засядько.

– Зато крутятся! – настаивал юный кавалер. – Косых дырок в ней наделайте, вот и всех делов.

– Чего наделать?

– Да вот же… – Нечихаев оглянулся, взял со стола бумагу и перо. Дальше его бормотание стало неразборчивым, до меня долетали только обрывки фраз: – Эту загогулину сюда… тут фитюльку забить потуже… дырки здесь, здесь и здесь… а когда дойдет, да как херакнет!

Ладно, не буду мешать изобретателям, придумают и без меня. Я уже успел заметить, что знания из будущего не являются сейчас чем-то из ряда вон выходящим и не производят эффекта божьего откровения. Необычные, иногда даже устаревшие сведения… Более того, покопавшись хорошенько в архивах, нашел столько прожектов, опередивших время лет на сто пятьдесят, что просто диву даюсь. Есть чертежи цельнометаллической подводной лодки, приличного планера, автомобиля на паровом ходу, магазинной винтовки, дирижабля, самоходной морской мины…

Последнюю, правда, после некоторой доработки запустили в производство в Кронштадте и успели вооружить несколько корветов Черноморского флота, сопровождающих купеческие суда во Францию, а вот все остальное… И ведь дело даже не в том, что не хватает денег в казне (энтузиасты-прожектеры готовы продолжать работы за свой счет), а попросту никому это на хер не нужно. Вот так одновременно – на хер, и не нужно.

Ну ничего, бля, научу еще надевать сапоги на свежую голову! И денег найду, пусть даже для этого придется вывернуться наизнанку. Хм… погорячился… лучше других наизнанку вывернуть, а своя шкура нравится такой, как есть. Ур-р-р-оды! Носом землю рыть будут, разыскивая пророков в своем отечестве. Ваньку лапотного в задницу поцелуют, а не немецкого механикуса с моноклем в глазу. Кстати, почему все фашисты так любят монокли? Не пенсне, не очки, не лорнеты, а именно монокли? Никогда раньше не задумывался… Наверное, оттого, что пока один глаз презрительно глядит сквозь стекло на унтерменшей, другой жадно высматривает… что бы там хапнуть? Все немцы от этого косоглазые!

Перед Бенкендорфом и Ловицем потом извинюсь. Или не буду извиняться, потому что они давно более русские, чем те же покойные Воронцовы. Товий Егорович способ очистки водки углем открыл. Иностранец на такое способен? Нет, так как думает не о пользе государства, а торопится поскорее набить мошну. А эти работают из чести.

– Павел, что с тобой? – Сзади на плечи ложатся мягкие и теплые ладони. Их настороженная нежность чувствуется сквозь ткань мундира. – У тебя изменилось лицо.

– Маша?

– Ждал кого-то другого? – Императрица смеется, нисколько не смущаясь присутствием в кабинете посторонних. Она права – людей, чье призвание состоит в готовности умереть за Веру, Царя и Отечество, нельзя назвать посторонними.

– Душа моя, я ждал явления ангела небесного и не ошибся в надеждах.

Улыбается опять. Отрадно видеть, как лицо Марии Федоровны вспыхивает милым румянцем, почти девичьим. Шучу! И все оттого, что на старости лет опять влюбился. Где-то в глубине души уцелевшие остатки натуры настоящего Павла Петровича возмущаются и предъявляют претензии к нам обоим. А не пошел бы ты к черту, сумасбродное величество? Чего же тебе, собаке, в свое время не хватало? А сегодня аз есмь царь! Настоящее не бывает! Примерный семьянин, любящий муж, заботливый отец. Если и было что когда-то, то давно быльем поросло.

– Льстишь, Павел?

Очень надо… абсолютная и чистейшая правда. Да, прошлогодние потери двух сыновей и дочери оставили след на внешности императрицы, но особым образом. Морщины, появившиеся после долгих ночных слез в подушку, постепенно разгладились и превратились в жесткие складки – признаки волевого характера, до поры дремавшего и сейчас маскируемого обычной мягкостью. А седина… что седина? Ее, в конце концов, всегда можно подкрасить.

Мне всегда везло с женщинами. И сейчас, в настоящем, и тогда – в будущем.

– Нет, не льщу. Но ты задержалась.

– Читала письма своих милых родственников.

Судя по выражению лица, слово «милых» заключено в кавычки. Впрочем, я те пространные эпистолы тоже читал, так что чувства супруги разделяю. Да, не подумайте, будто ищу что-то компрометирующее, просто Бенкендорф отказывается перлюстрировать почту Марии Федоровны, ссылаясь на… Много на что ссылается, а дело-то делать нужно. Вот и просматриваю корреспонденцию. Но вежливый вопрос все равно необходим:

– И что пишут, дорогая?

Морщится, будто вместо букета цветов получила в подарок огромную бородавчатую жабу. В кабинете мгновенно смолкает гул голосов. Решили, что между нами произошла размолвка? Скорее всего так – вон граф Кулибин смотрит с осуждением. Вслух не скажет, но в глазах такой укор…

Мария Федоровна спешит успокоить народ:

– Представляете, господа, цесаревича Николая кто-то научил ругаться плохими словами.