Спецназ Его Величества

В лесу родилась елочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом стройная,
Зеленая была.

Метель ей пела песенки:
– Спи, елочка, бай-бай!
Мороз снежком укутывал:
– Смотри, не замерзай.

А теперь пойдет чистая импровизация.

Но в лес пробрались злобные
Английские стрелки.
Оставили от елочек
Лишь щепки да пеньки.

В детских глазах испуг. Переживают, и это правильно.

Но на защиту елочек
Поднялся весь народ
И подлым англичанишкам
Дал полный укорот.

Чу! В чаще ружья кашляют
И пушечки палят,
Проклятых англичанишек
Чихвостят егеря.

Вот вороги развешаны
На веточках висят,
А елочку зеленую
К нам в дом принес солдат.

И елочка нарядная
На праздник к нам пришла
И много-много радости
Детишкам принесла.

Смолк рояль, и в зале наступила тишина. Цесаревич Николай, с уважением посмотрев на зеленую лесную красавицу, негромко произнес:

– Так вот ты какая, оказывается.

Мария Федоровна, не слышавшая слов песни до сего момента, с подозрением прищурилась:

– Павел, это твое сочинение?

– Душа моя, ну как ты могла такое подумать? Песня народная, и я совершенно не притязаю на чужую славу. Своей хватает, однако.

– Точно-точно?

– Да чтоб прямо на этом месте провалиться!

Императрица посмотрела под ноги, словно ожидая немедленного исполнения обещания. Никто не проваливался.

– Но против опубликования в газетах возражать не будешь?

Супруга в ненависти ко всему английскому порою переступает грань разумного и готова говорить об этом даже сегодня ночью.

– Да сколько угодно, пусть печатают.

Удовлетворенно кивает. Кажется, она стала русской более меня самого. Однако и у этого есть свои плюсы – введенные Марией Федоровной в моду старинные фасоны благородно сказались на облике и благонравии высшего света. Почему столь странное сочетание? Все объясняется просто – выглядевшие в немецких или французских платьях страшными толстухами, в новом наряде женщины превращались в сдобных особ, а сарафан лишь подчеркивал приятную дородность фигуры. Метаморфозы… Известные безудержной блудливостью дамы приобретали вид невинных дев, и подступиться к таким с недвусмысленными предложениями стало чревато расцарапанной в кровь мордой. Примеров тому немало.

* * *

Где-то через час, заполненный игрой в фанты, томной итальянской арией в исполнении императрицы и показательной рубкой свечей с канделябров сержантом Нечихаевым, Мария Федоровна спохватилась:

– Боже мой, детям давно пора спать!

Пожалуй, я поторопился с определением степени русскости. Нет пока в ней должной широты души и слишком глубоко въелась немецкая любовь к излишнему порядку. Глядя на погрустневшие мальчишечьи лица, решительно возразил:

– Команды «отбой» сегодня не будет!

– Ура! – В интонациях все равно чувствуется неуверенность. – Ура?

– Гип-гип ура! Хочу кататься на коньках!

– Павел! – возмущается супруга.

– Царь я или не царь? – Хорошее настроение захлестывает с головой, и тянет подурачиться. – Ну, что молчим?

– Царь! – подтверждает Николай.

– Царь-батюшка, – соглашается с ним Михаил.

– Императорское Величество! – поправляет обоих Нечихаев.

– Вот! – победно смотрю на Марию Федоровну. – А потому самодержавной монаршей властью объявляю сегодняшнюю ночь волшебной, с исполнением заветных желаний.

– Ура! – опять кричат дети.

Глаза императрицы вспыхивают загадочными многообещающими огоньками, и спешу поправиться:

– А кое для кого все заветное откладывается на утро!

– И утром я найду под елкой настоящий пистолет?

– И шпагу?

Кажется, сыновья восприняли обещание перенести часть волшебства на потом слишком буквально. Ладно не попросили чего-то несбыточного – оружие в нынешнее время для детей не игрушка, а часть жизни, причем немаловажная. Не забыть бы только спрятать подальше расписных деревянных лошадок на колесиках… обидятся.

– Все на каток! Где мои царские коньки?

* * *

Появление императорской семьи на льду Фонтанки вызвало некоторый интерес, переходящий в нездоровое оживление. Зачем? Не люблю суеты и с удовольствием остался бы инкогнито. Но нет, постоянно забываю о двух взводах охраны, которые и мешают сохранить тайну.

Так, а это что? Пустое, сделаем вид, что не заметили полуштоф, выпавший из-под полы енотовой шубы прилично одетого господина. Водка вовсе не под запретом, как уверяют некоторые недобросовестные недоброжелатели, просто очищенная с казенных заводов отнесена к предметам роскоши и облагается чудовищным налогом. Этот тип или на самом деле богат, или получил взятку бутылкой. Пусть его… в такую ночь мелкие грехи прощаются.