Спецназ ГРУ. Элита элит

Отец: Володя, ты подумай, если бы такое случилось с твоим двоюродным братом Алешкой, Лехой. Он такой же маленький.

Муравлев: Уже поздно задний ход давать.

Отец: Я с матерью разговаривал. Знаешь ведь, какое у нее здоровье.

Муравлев: Не могу я, не уговаривай.

Отец: Положи ее в гроб тогда, положи в гроб. Мать у нас труженица, тебя любила, лелеяла, обогревала, обмывала, кормила, в детский сад водила. Ты вспомни это, сынок. Давай я подойду. Хочешь или не хочешь, я обязан сказать. Я все-таки отец.

Якшиянц: Не надо мучить парня. Он волнуется. На протяжении двух месяцев каждый из нас обдумывал. В любой момент мог отказаться. В любой момент. Сто раз!

Отец: Павел…

Якшиянц: Для меня не имеет значения, сколько нас человек. Здесь достаточно одного с зажигалкой. Даже если вы заберете всех, со мной вопрос не решите. Если кто будет подходить, я водителю и этой бабе-училке уши или что-нибудь еще отрежу и выброшу прямо в лицо…»

Волк показал зубы, почувствовав опасность.

Зайцев нисколько не сомневался, что это не просто слова. Допусти они оплошность, и Якшиянц с подельниками будут резать, издеваться, убивать. Как убивали вполне образованные, интеллигентные бандиты художник Гия Табидзе и врач Каха Ивериели в самолете «Ту-134», следовавшем из Тбилиси в Ленинград.

Ворвавшись в кабину пилотов, они выпустили в Завена Шабартяна сразу пять пуль. Бортинженер Анзор Чедия только и успел спросить: «Что вы хотите?» — и был убит несколькими выстрелами.

В штурмана Плотко террористы вели огонь из двух пистолетов. Один стрелял в грудь, другой — в спину.

Погибли еще два пассажира, а над бортпроводницей Валей Крутиковой долго издевались. Когда ее нашли мертвую, то волосы на голове были вырваны. Она лежала в крови, без волос.

Штурман В. Гасоян назвал их «зверями». А они были детьми известных и уважаемых в республике родителей — члена-корреспондента Академии наук Церетели, управляющего строительным трестом «Интуриста» Микаберидзе, заведующего кафедрой Института усовершенствования врачей Ивериели.

Эти «детки» пролили море крови, лишили жизни несколько человек.

Словом, делали то, что Якшиянц только обещал сотворить.

И потому полковник Зайцев и его бойцы были начеку.

А захваченные дети который час сидели в душном, пропахшем бензином автобусе. Отец Муравлева взывал к совести бандитов.

«Отец: Деньги есть, самолет стоит, но мы, советские люди, обращаемся к вам. Я, как отец Володи, обращаюсь. Подумайте еще раз. Какое кощунство — взять детей заложниками. Такого даже варвары не делали.

Якшиянц: С помощью ума, силы, хитрости они хотят добиться результатов. Но мы-то стоим по другую сторону баррикад. Нам надо добиться своего! Мы не грубим, не торопим. А можно события поторопить. Парочка жертв, и события потекут, побегут. И правительство приедет. Боже мой! Это очень много — тридцать человек».

Да, это очень много — тридцать детских душ.

Аэропорт был оцеплен солдатами, танки и бронетранспортеры замерли у летного поля, боезапас наготове. Они могли бы стереть с лица земли батальон, а может, даже полк противника, но оказались бессильными перед горсткой бандитов. «Альфа» тоже была бессильна. Пока бессильна.

У микрофона другой бандит. Он назвался Германом.

«Герман: Вы не приняли наши условия с автоматами и бронежилетами?

Зайцев: Жилеты лежат, восемь штук. Мы готовы передать их в любое время.

Герман: В чем тогда дело? Все предельно просто.