— По-моему меня зацепило, — простонал он, а я вижу: в паховой части на брюках растекается кровь.
Невдалеке стояла БМП, солдатам кричу, зову на помощь. С двумя мне не управиться. Прибежали, забрали солдатика. А я, как в кино, попытался Геннадия на плечо взвалить. Оказывается, это не так просто. Взвалить-то взвалил, а подняться не могу. В нем весу под девяносто килограмм, да бронежилет, амуниция, оружие. В общем, опустил, взял под мышки, потащил, а он просит: „Сделай мне укол“.
Уколол его, тут мне солдаты помогли. Загрузили Гену в БМП, рванули туда, где стояли машины „скорой помощи“ Пока ехали, Геннадий стал холодеть. Я уши ему растирал, а у него взгляд уже туманный, не разговаривал, не стонал.
Выехали к магазину „Олимп“, к машинам „скорой помощи“, они его на носилки, раздели, стали осматривать. Спрашиваю: „Вы в какой госпиталь его повезете?“ А врач посмотрел на меня и тихо так отвечает: „В морг…“.
Скажу сразу, выстрел был не из Белого дома. Если бы стреляли оттуда, пуля бы попала в спину, а не в левый бок. Откуда стреляли, думаю, теперь вряд ли удастся узнать. Ясно только, что выстрел оказался прицельный».
Президент в своей книге пишет: «После того, как бойцы „Альфы“ узнали, что погиб их товарищ, никого уже не надо было уговаривать. Почти вся команда пошла на освобождение Белого дома».
Выходит, что бросок этот получился как бы спонтанным и бойцы вошли в здание Верховного Совета, дабы отомстить за кровь товарища. Нет, они никому не мстили. Во-первых, неизвестно, кому мстить. Вместе с известием о тяжелом ранении Геннадия Сергеева пришло и другое предупреждение — пуля прилетела не из Белого дома.
Страничка из дневника:
8 октября. Пятница. Похороны.
К одиннадцати часам поехали на панихиду. Рядом со мной сестра и Марина Окунькова. Входим в шестигранник» (зал на Пехотной улице, в котором происходит прощание с офицерами госбезопасности. —
Авт.). Глаз стараюсь не поднимать, боюсь, что не выдержу.Смотрю в гроб, вижу мужа, совсем еще молодого. Обескровленное, бледное лицо, волосы ежиком, ресницы плотно закрыты, нос прямой, тонкий, застывшие губы. Лицо спокойное, волевое, не искаженное болью. Гена в своем любимом костюме — «двойке» в полоску и в белой рубашке. Кладу руку на лоб. Лицо очень холодное, застывшее. Провожу рукой по пушистым Гениным волосам, вспоминаю все самое хорошее, что связывало меня с любимым мужем. Вспоминаю его добрую улыбку, упрямый взгляд, характер.
После его смерти во мне что-то перевернулось. Я стала смотреть на мир совсем другими глазами. Я горжусь тобой, мой муж.