Спецназ ГРУ. Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны.

Главное преимущество спецназовца не сила и ловкость и даже не навыки приобретенные по спецдисциплинам. Это второстепенные, хотя и немаловажные составляющие успеха в бою. Спецназ побеждает, в первую очередь, головой. А умный человек, как правило, обладает хорошим чувством юмора. Поэтому всевозможные розыгрыши в спецназовской среде не редкость, стоит только подставиться.

С. Козлов Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево

В июне восемьдесят третьего года меня из двенадцатой бригады перевели в 173 отдельный отряд спецназначения. Перевели за строптивость и антагонистические противоречия с нашим новым комбатом, майором Портнягиным, бывшим замполитом, возомнившим себя рейнджером. Когда наши служебные взаимоотношения стали соответствовать ленинскому определению революционной ситуации, мы с ним объяснились и вот вам результат...

Часть, куда я попал служить, отличалась от всех прочих частей специального назначения тем, что она была укомплектована боевой техникой и процентов на девяносто девять офицерами пехотных и танковых подразделений. Это была ссылка. Никогда не отличавшийся высокой воинской дисциплиной, здесь я решил откровенно «забить» на службу. Тем более что тогда в отряде командиры групп имели средний стаж офицерской службы лет по восемь-десять и служить уже абсолютно не рвались. Занятия за них, а, соответственно, теперь и за меня, с личным составом проводили сержанты. Мы же, определив пункт сбора после занятий, спокойно шли пить пиво.

Неделя прошла плодотворно. Близилась суббота, которая обещала быть не менее интересной.

Напомню, что в армии суббота — это парково-хозяйственный день. В спецназе, где никогда не было боевой техники, он посвящен наведению порядка в казармах и на прилегающей территории, а также выполнению других хозработ по плану старшины, который и занимался с нашим личным составом. Нет, день, как и положено, начинался с построения, но после него офицеры, которым делать было просто нечего, разбивались на группы по интересам и шли, кто пить пиво, кто писать пулю, а кто совмещать и то, и это. Суббота в спецназе — это, как во всем цивилизованном мире, начало уикэнда.

Но это только в нормальном спецназе. В отряде, где по штату имелась боевая техника, суббота была посвящена ее обслуживанию и офицеру положено было при этом присутствовать. Быть, так сказать, организатором и вдохновителем этого процесса. Откуда было это знать мне, рафинированному спецназеру, имеющему диплом референта-переводчика с английского.

Только я собрался после построения совершенно, как мне предполагалось, законно выпить три литра запланированного пива, как меня окликнул комбат и без обиняков предложил мне посетить парк боевых машин, где заняться приемкой вверенных мне трех БМП-1. Это был «облом». На КПП стояли старшие товарищи и делали недвусмысленные знаки, предлагая посвятить субботу ранее намеченному. Комбат же, видимо, заметив их, стал более жестко ставить задачу, определяя все, вплоть до времени доклада об исполнении. Надо было принимать радикальные меры и я включил «на полную» систему «Дурак».

— Товарищ капитан, мне на технику никак нельзя, — заявил я совершенно серьезно.

— Это почему? — искренне изумился комбат.

— У меня на запах бензина аллергия, — меня несло, как Остапа Бендера.

— А БМП-1 заправляются соляркой, — сказал комбат, еще ничего не подозревавший. Это было для меня новостью, но отступать было поздно.

— А от паров соляры у меня наступает остановка дыхания, — продолжал заливать я.

Видимо, начиная догадываться, что его дурят, комбат сказал, добавив металла в голосе:

— Возьмите с собой пару дюжих сержантов. Они, в случае чего, вас откачают и, при надобности, на броню подсадят.

— Что вы? Что вы? — замахал я руками. Я, как брони коснусь, так сразу в обморок падаю. Сержанты могут не откачать. В этом случае только пивом отпаивают.

Комбат, наконец, понял, что я откровенно над ним издеваюсь, прошипел: «Ну, как знаете». И удалился. Я же отправился по ранее намеченному маршруту.

Если кто-то полагает, что мне все это сошло с рук, то он заблуждается.

Комбат, безусловно, доложил комбригу, и меня начали поминать на всех совещаниях, что вот-де, мол, у лейтенанта Козлова аллергия на боевую технику. Меня это не особо трогало, тем более что в начале июля я уехал в отпуск. Дома я рассказал эту историю отцу, который сам был в то время командиром воинской части. Он выслушал меня, а потом «вдул»:

— Ты там придуриваешься, а если завтра война? А ты своей техники не знаешь! Ну, и что из того, что в училище не учил? Должен освоить!

Я подумал, что он прав.