Спецназ ГРУ в Афганистане

— Тэбе, тэбе! — подтвердил Биджо. В один молниеносный прыжок он с другим десантником, которого Миша назвал Юриком, схватили двух солдат, не успевших застегнуть ремни, и смачными пинками спустили с крыльца. Те вылетели без малейших признаков недовольства. А удаляющийся топот красноречиво говорил, что на дружка-ефрейтора им наплевать.

Тем более что в этот момент — после Мишкиного удара в грудь — он перелетел через табуретки и упал ногами вверх, уперевшись спиной в солдатскую тумбочку. Вернувшийся Юра помог ему встать на ноги и хотел уже тем же путем направить его снова к Мише, но тот остановил:

— Подожди! Дай поговорить с человеком.

— Разве это чэловэк? — процедил сквозь зубы Биджо, брезгливо двумя пальцами поднимая с пола кепку ефрейтора и бросая ее в помойное ведро.

— Послушай, крыса пересыльная, я ведь тебя в прошлый раз предупреждал, чтобы перед новичками не выпендривался. Или не понял? Или забыл? Вспомни-ка, полгода назад я в отпуск ездил… Короче: проси прощения у пацанов и отваливай! Иначе узнаешь, за что меня духи не любят. Ну?

Ефрейтор что-то пробормотал, просовываясь между койкой и Юрой к выходу.

— И остальным пересыльщикам передай: в Афгане нет салаг и стариков. Сюда прилетают все равными… А вот улетают неодинаково, — добавил он тихо после паузы, когда ефрейтор уже выветрился, а Ержан и Юра подбирали коробки, бутылки и целлофановые пакеты.

— Не дрейфь, пацаны! Все будет нормально, — наконец улыбнулся Миша и обнял за плечи Вареника и Вовку, едва успевавших хоть что-то уловить из свалившихся на голову событий новой «афганской» жизни. Миша с трудом вынул из оцепеневших Вовкиных рук бутылку сока и, скрутив ей головку, жадно опорожнил через горлышко.

— Ну вот, теперь все готово, — доложил Юра, поднимая последний пакет. — Давай, Биджо!

В руках у Биджо оказался кейс с шифром. Несколько ловких движений — и уже снова нет кейса, а в руках — извлеченная из него бутылка «Столичной».

Новичков поразила серьезная ответственность, даже торжественность на лицах десантников, пока Биджо изящными движениями и безошибочно ровно разливал водку по десяти кружкам.

В таких случаях обычно шутят, шумят, торопят. «Как бы Губин опять не выступил», — с тревогой подумал Вареник, но Вовка смотрел серьезно. Ержан начал было отказываться: «Я не пью», но Юра, протянувший ему кружку, казалось, даже не услышал этих слов. Ержан взял посудину и хотел поставить ее снова на табурет, где оставались еще четыре наполненные кружки, и вдруг отдернул руку, пронзенный догадкой, чьи это кружки: «Как же твоя будет стоять рядом с теми?» И он молча, как и все, выпил.

— Семеро нас было из одного призыва, — нарушил молчание ради новичков Миша. — Домой едем трое. Такие вот дела…

— Какие парни были! — отвернулся от света Юра и бросил окурок в урну.

— Таких уже не будет, — вздохнул Биджо.

У Вовки до боли сами собой сжались кулаки. Ержан уткнулся подбородком в грудь. Гриша засопел прерывистыми всхлипами. Биджо, как фокусник, извлек из темноты гитару и словно для себя, ни для кого, стал хриплым голосом петь-декламировать:

Прости, мой друг,

Что ты погиб,

А я всего лишь ранен

В горах Афгана…

Потом они сидели обнявшись, пели про миллион алых роз и про короля, который не может жениться по любви, а думали каждый о своем: завтра Миша, Биджо и Юра будут там, где нет войны, где спокойные лица и дразнящий смех девушек, где родные пейзажи, где могучая Родина. А Гриша, Ержан и Вовка, опьяневшие не столько от выпитого, сколько от внимания и дружбы таких замечательных «стариков», заменят их здесь.

* * *

В Джелалабаде солнце казалось еще жарче и ярче. От него не спасала и жидкая тень эвкалиптов, под которыми вповалку лежала первая разведывательная рота, ожидая построения. Новички все еще не привыкли к необычному афганскому обмундированию: разморенные жарой, лениво перебрасывались шуточками то по поводу гусиного клюва кепки, то «морской души» тельняшки.

Губин ворчливо и неуемно мостился между Ержаном и Григорием, выбрасывая из-под себя то камешки, то комочки, и, наконец, устроился удобно: головой на животе Ержана, а ногами на варениковском вещмешке. «Пусть лежит, — подумали друзья, — лишь бы угомонился». Но Вовка, изнывая от жары и обливаясь потом, недолго молчал.

— Ержан, а, Ержан, — приподняв с лица козырек, позвал он, — у тебя невеста есть?

— Есть.

— Красивая?

— Мне нравится.

— А зовут как?

— Карлыгаш.

— Это что, Клара, что ли?

— Ласточка по-русски.

— Красиво! Учится, работает?

— И работает, и учится. Работает в детском саду, а учится в институте.

— Покажи фото.

— А тебе зачем?