— Это тебе от «специалиста»! — ответил Ержан обернувшемуся Губину, показывая ослепительные зубы.
— Что за шум там, в хвосте! — подал голос новенький взводный, только что занявший свое штатное место в строю.
— Не в хвосте, а на левом фланге! — пробубнил Губин, поправляя гимнастерку и грозя Ержану кулаком.
— Это кто там такой умный? — недовольно спросил Зубов Маслова.
— Рядовой Губин, товарищ старший лейтенант, — отрапортовал сержант и добавил, желая не обострять ситуацию: — Он у нас весельчак.
— Ну-ну, — загадочно заключил взводный. — Люблю весельчаков. Будет кому давать наряды вне очереди.
Вовка благоразумно решил воздержаться от дальнейших словопрений, но приговор свой произнес внутренним монологом: «Еще посмотрим, что за командир такой явился! Наряды раздавать каждый дурак сумеет. Бой покажет, кто от страха в галифе наложит. Тоже мне, прислали «специалиста» из Гамбурга!» — сверлил он презрительным взглядом широкую спину офицера.
Вечером следующего дня Вовка устало плелся после наряда в палатку, зажав под мышкой пачку сахара, буханку серого хлеба и две банки сгущенки. Начальник продсклада оказался человеком, не то что новый взводный, проникся к Вовке симпатией и даже наградил этими двумя банками за его «ударный труд» на кухне. «Сейчас мы с Гришей и Ержаном устроим кайф после отбоя», — предвкушал он скорое дружеское чаепитие, когда души их распахнутся друг другу, его болтовню никто не одернет, Гриша будет рассказывать «хохляцкие» анекдоты, а Ержан, может быть, снова споет песню про Карлыгаш, похожую на Соньку Прокушеву…
Вдруг почти у самой палатки его остановил тревожно знакомый голос:
— Товарищ солдат, подойдите ко мне!
— Кто? Я? — не видя никого, спросил Губин, прикидывая, как бы увильнуть от встречи. Он уже вспомнил, что это — голос взводного.
— Вы, вы, Губин, — голос стал до противного вежливым, и Вовка обреченно повернул в сторону едва различимой в темноте огромной фигуры: теперь не увильнешь, раз фамилию назвал.
— Это что за вид? — Голос налился командирским металлом.
«Началось!» — безнадежно загрустил Губин.
— Кто же так подходит к командиру? — издевался над ним Зубов.
— Так ведь я же с посудомойки, товарищ старший лейтенант! — попробовал оправдаться Вовка.
— Ну и что, товарищ солдат, что с посудомойки. Военнослужащий обязан всегда быть опрятно и по уставу одет. Даже если он ночью возвращается в палатку из уборной! Кругом! Извольте подойти по всей форме!
«Или дурак, или издевается», — пронеслось в голове у Губина, и в отблеске фонаря он заметил смеющиеся глаза обернувшегося на какой-то шум взводного. Очередной подход опять не устроил Зубова. С зубовным скрипом еще два раза пришлось Вовке шлепанцами поднимать пыль строевым шагом.
— А куда вы несете продукты? Недоедаете? Небось дембеля все съедают? — притворно сочувствовал взводный.
— Никак нет, товарищ старший лейтенант, дембеля не съедают, — Вовка решил прикинуться дурачком, пусть ребята поржут, они же слышат весь разговор. — Я эти продукты и для вас несу…
«Замолчал, мать твою так!» — перехватил инициативу у обескураженного взводного Губин.
— Мы с ребятами хотели вас пригласить на кружку чая. Прибытие ваше, так сказать, отметить.
«Видишь, какой я хороший, — подтекстом внушал взводному Губин. — А ты, дурак, хотел все испортить».
«А не такой уж дурак этот весельчак, — размышлял Зубов над неожиданным поворотом ситуации. — Совсем неплохо воспользоваться этим предложением для знакомства со взводом». Вслух сурово скомандовал:
— Ладно. Иди, солдат. Чтоб больше в строю не выпендривался, понял?
— Так точно, понял, товарищ старший лейтенант, — как на плакате вытянулся Губин.
— А на чай я скоро приду. Спасибо за приглашение.
В палатке ребята накинулись на Вовку:
— Ну ты даешь! С начальством чай распивать?
— Да вин же смеясь, не приде, — убежденно повторял Вареник.
— А вдруг придет?
После отбоя им не пришлось долго ждать. Старший лейтенант заполнил собой полпалатки, внеся невообразимо вкусный яблочный аромат. Каждому протянул по огромному красному круглому чуду.
— Наш алма-атинский апорт! — застонал в ностальгическом забытье Ержан, бережно принимая руками яблоко, словно полную пиалу.
— Так точно. Привез вам из Алма-Аты!
— Алма-Ата, Алма-Ата, не город, а сама мечта, — раскачиваясь, пропел с закрытыми глазами Ержан и бросился обнимать Зубова.
— Гриша, Вовка, вы чувствуете, как пахнет Алма-Ата?
Друзья его таким еще не видели. Всегда сдержанный, вежливый, вдруг он стал совсем другим: то нежно, как ребенка, целует яблоко, то снова порывисто обнимает Зубова.
Ни у кого не повернулся язык каким-нибудь неосторожным словом прервать этот душевный порыв Ержана.
Гриша Вареник, не стыдясь, вытирал глаза рукавом, а Вовка Губин, известно, слез не переносил, поэтому пробурчал в сторону:
— Подумаешь, апорт какой-то! Вот у нас кедровый орех, это тебе не апорт!
Все заулыбались и потянулись к кружкам с остывающим чаем.
— Товарищ старший лейтенант, — вдруг просто, без привычного губинского ерничества спросил Вовка, — что за перестройка там, дома? А то вернемся и не узнаем, что где?