Спецназ ГРУ в Афганистане

— Вы свой смертоносный металл видите не таким, — в жуткой тишине отрывисто скрипел голос Каир-Хана и доносил до сознания Олега шепотом переводчика смысл скрипучих слов. — Для вас эти бомбы, ракеты, снаряды, наверное, красивы. К нам же они прилетают такими вот безобразными комьями. Пулю можно послать прицельно. А эти страшные уроды не разбирают, где воин, где женщина, где ребенок… Восемнадцать убито, двадцать ранено. О, Аллах! Сколько же горя вы принесли на нашу землю!

В тягостном молчании под направленными на него взорами Зубов, потупясь, долго вертел в руках осколок, не зная, как поступить, что говорить.

— Я скоро умру, командор, — снова заговорил вождь. — Хотел бы перед смертью увидеть тебя, чтобы закончить наш спор. Запомни, шурави, народ, который сражается за свою свободу, на своей земле, победить нельзя. Уходите с нашей земли, командор. Уходите скорее… — Дыхание Каир-Хана стало учащенным. Он справился с кашлем и продолжал: — Снарядами и бомбами вам не усмирить Афганистан. Если у тебя есть душа, пусть ей доскажет за меня этот кусок металла, который убил Каир-Хана. Да поможет нам Аллах! — И устало закрыл глаза. Осколок обжигал руки, Олег перестал его вертеть и положил в карман бушлата. Выпрямившись, он стал ждать момента, чтобы попрощаться.

Не открывая глаз, Каир-Хан проговорил слабеющим голосом:

— Ты о чем-то хочешь спросить, шурави?

— Да, Каир-Хан. Почему моджахеды не боятся смерти?

Вождь снова напрягся, открыл глаза и долго вглядывался в лицо молодого человека, которому еще долго жить, носить смятенную душу, терзаться безответными вопросами.

— У меня уже нет времени отвечать тебе. Пусть поможет тебе священный Коран. — Оттуда же, где лежал и осколок, он стал доставать книгу, ему помогли, тем же путем через несколько рук она дошла до Зубова… — Сам разберешься, если захочешь… А теперь прощай. О, Аллах…

* * *

Могучий Ил-76МД, погасив скорость, под зычное «Ура!» всего своего пузатого нутра, набитого живыми, а потому радостными и полупьяными от счастья «дембелями» и «заменщиками», мягко подкатил к таможне, где уже выстроилась очередь из ранее приземлившихся.

Все хорошо! И земля родная, советская, и таможня наша, советская. И очередь наша. Ура! Ура! Ура! Три часа на солнце? Пустяки! Давай, синемундирный таможенник, смотри, какой классный свитер везет в родной Тугулым Вовка Губин. Замри, Сонька Прокушева! А какой павлиний платок накинет на плечи Карлыгаш Ержан Сарбаев! Целый взвод племянников Вареника будет щеголять в электронных часах, отштампованных в Гонконге.

Строгий неулыбающийся досмотрщик порылся в чемодане Зубова и наткнулся в углу на газетный сверток.

— Это что?

— Книга.

— Что за книга? Это же Коран. Его нельзя провозить.

— Ну почему? Это же не антисоветчина, не наркотики.

— Сказано: нельзя! Не положено.

Зубов обеими руками вцепился в книгу и не отдавал ее таможеннику. Тот нажал кнопку, пришли еще двое, помогли произвести «полный» досмотр, унизительно ощупывая и выворачивая все карманы и складки. Олег только обреченно и безнадежно умолял оставить книгу… Бесстрастно-пустые глаза таможенников равнодушно перебрали все его вещи, добавили к Корану две кассеты «афганских» песен и разрешили, наконец, ступить на родную землю.

Полковник А.А. Устинов,

кандидат филологических наук,

член Союза писателей России