Спецназ, который не вернется

— Я чего тебя позвал, — отвел меня в сторонку Заремба уже на полигоне, когда вылезли из железного чрева и разминались после дороги. — Помнишь свой женский пляж?

Пляж был его, но я кивнул.

— Тренируюсь здесь с группой, на все про все — пять дней. Посмотри, может, что-либо тебе подойдет — все бойцы и, — он посмотрел на девушку, кланяющуюся в разминке истыканной ножами сосне, — Марина — в жизни — одиночки. Я предполагаю, почему именно таким образом шел подбор в мою группу, но мои умозаключения все равно ничего не изменят. — Постучал задником ботинка о землю, выдалбливая каблуком бороздку. Признался и в истинной причине своего быстрого согласия на встречу: — Ты должен мне помочь. Кроме того, что они… — он запнулся и поправился: — … что мы все одиноки, у нас нет и команды. А ее надо попытаться сколотить. Не хочу командовать будущими посмертными героями, к тому же не особо понятно за что погибшими. Вчера перебирал старые записи, наткнулся на твой женский пляж, — он упорно продолжал отнекиваться от него. — И подумал: надо пробовать вариант и с тобой. Извини, что использую, но мне нужно сохранить людей, и поэтому все условности отметаю. Если есть возможность, потолкись тут с нами, расшевели ребят, встряхни их со стороны, так сказать, душевности. Чтобы они помнили, что могут потерять, — не побоялся напомнить и свою неприятную афганскую страницу.

— А меня возьмете? — чувствуя горяченькое, я попробовал поиметь свою журналистскую выгоду.

Заремба отрезал сразу, растоптав тщательно выбитую траншейку:

— Нет. Категорически. Ни при каких условиях. Сегодня — только ты мне.

— В Чечню? — безошибочно угадал я четверку в таблице умножения два на два.

— В нее, — подтвердил результат Заремба.

— Что-то серьезное? — задал и тут же понял наивность вопроса: спецназ ГРУ по мелочам в карманах не шарит. Сам же и перебил усмешку подполковника: — Добро. Остаюсь.

Заремба загнал свою группу не просто в казарму. Он завел ее в лес и не разрешил выходить оттуда ни под каким предлогом. Еда — подножный корм, спать — в шалаше, греться — у костра, — здесь он крутился как старый еврей в ломбарде.

Вместе с ним крутились и мы. Стрельбы, марш-броски, походы по карте, рукопашка, перевязка раненых, выход на связь — под эти тренировки, между прочим, неплохо шли и беседы за жизнь. А под вечерний костерок и вообще стелились как сало на черный хлеб — полная гармония и аппетит. А Василий Туманов, вчерашний пограничник, даже попросил:

— Я кажется, очень неожиданно исчез для одной женщины. Будет возможность, позвони ей и скажи, что я скоро вернусь.

История еще более банальная, чем у меня с Татьяной в коммунальной квартирке: во время собственного развода Василий познакомился с судьей. Вернее, сначала галантно назвал ее «Вашей светлостью», а когда она поправила — судей называют «Ваша честь», улыбнулись друг другу.

Между ними, конечно, что-то произошло, но тем не менее судья не развела Тумановых. На повторное заседание в связи с отлетом в Чечню капитан теперь не успевал, но ему важнее был не сам развод, а слово, данное «ее светлости».

… Мы сидим с Мариной в буйстве летней ночи со всеми ее вздохами и запахами, нас розовато освещает костер, вокруг — лес.

И — Иван Волонихин. Он подобен стаду бизонов, вытаптывающих землю вокруг водопоя. Но я туп и кровожаден. Я впился в свою добычу и ничего не желаю замечать: ни топтаний, ни покашливаний, ни треска сучьев. Завтра группа улетает в Чечню, Марина оказалась единственной, кому Заремба сказал категорическое «нет» на участие в операции, и мне важно уловить чувства человека, который не прошел по конкурсу. Пусть даже и не на войну.

Марина расстроена, разговор не поддерживает, но я не перестаю бередить ее рану и лезть в душу. Когда еще выпадет такой сюжет?

Подленький мы все же народец, журналисты. Сволочи. Выручает Заремба, неслышно подошедший к костру:

— Что, гвардия, не спится?

Огонь имеет удивительное свойство отключать людей, завораживать их, погружая в воспоминания. И когда я огляделся, оказалось: группа уже в полном составе сидит рядом и смотрит на пламя. А оно, глупое, рвалось вверх, пытаясь располосовать острыми пиками навалившееся жирное брюхо ночного неба и вырваться к звездам.

Только ночи ли бояться одинокого костра! Она легко отрывала и тут же без следа проглатывала кусочки пламени, придавливая обессиленный огонь к углям. И новые порции хвороста — лишь легкая закуска гурману, после которой аппетит только разыгрывается. Огню весь лес отдай — и окажется мало. Подвигаюсь, давая командиру место на бревне. Но подполковник спустил с поясницы привязанный резинкой кусок поролона, сел на эту самодельную индивидуальную подстилку. Все, Заремба там, в Чечне…

— Завтра в шестнадцать ноль-ноль прибыть на аэродром, в шестнадцать двадцать — колеса самолета в воздухе, — уточнил последние сроки спецназовец. — От участия в задании еще можно отказаться, и без всякого объяснения причин, «Нет», — и все. Задача предстоит насколько простая, настолько и непредсказуемая.

— Я не согласна с вашим решением насчет меня, — тут же произнесла Марина.