Спецназ. Опять в прошлое?! (СИ)

Ульянов, Плеханов и Цедербаум пошли на встречу авторитетному революционеру и, вчетвером заглянув в небольшую, но уютную кофейню, решили обсудить того, кто смог изменить мировоззрение у такого идола анархии.

— Товарищ Лис, в отличии от своих родственников, с которыми он прибыл в Швейцарию, отличается огромным багажом знаний — Юлий Осипович пожал плечами — Я все время гадаю, откуда у него такие познания. Он цитирует Маркса и Прудона, Энгельса и Макиавелли, Канта и Платона, Конфуция и Декарта, Фому Аквинского и Лейбница! Он даже знает такие нюансы жизни философов и основоположников марксизма, что просто оторопь берет!

Ульянов смущенно поведал — Всю последнюю неделю я пытался доказать товарищу Лису необходимость диктатуры пролетариата после свершения революции, согласно марксистской теории, она создаётся рабочим классом в процессе революции для обобществления средств производства и подавления сопротивления общественного класса капиталистов. Диктатура пролетариата перестаёт быть государством после того, как обобществит средства производства и, тем самым, уничтожив разделение общества на классы, потеряет характер аппарата подавления одного общественного класса другим.

Товарищ Лис мне ответил так — Во всех пятидесяти томах сочинений Карла Маркса и Фридриха Энгельса термин «диктатура пролетариата» был употреблён всего семь раз: Маркс употребил его четыре раза, Энгельс — три. Оба они никак не конкретизировали это словосочетание и не написали по отдельности или вместе о диктатуре пролетариата ни одной специальной статьи.

На что я возразил — В Манифесте коммунистической партии Маркс и Энгельс, хотя и не используя собственно термина «диктатура пролетариата», изложили основные положения концепции: Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии. Пролетариат использует своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил". Примером практической реализации концепции диктатуры пролетариата Маркс считал Парижскую коммуну. Фридрих Энгельс дополняет это утверждение, говоря, что диктатура пролетариата будет являться государством (то есть аппаратом подавления одного общественного класса другим) только до тех пор, пока не осуществит обобществление средств производства, тем самым не уничтожив разделение общества на классы: Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества — взятие во владение средств производства от имени общества, — является в то же время последним самостоятельным актом его, как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другою излишним и само собою засыпает. Место правительства над лицами заступает распоряжение вещами и руководство процессами производства. Государство не «отменяется», оно отмирает.

Знаете, что ответил наш недавний крестьянин? — Это утопия. Кто из людей, почувствовав жажду власти и получив ее, добровольно от нее откажется? Как бы не так, неграмотные в основной своей массе бывшие угнетенные, получив безграничную власть, которая даст им право решать кому жить, а кому умереть, войдут во вкус пролития крови и не остановятся, пока не уничтожат всех, кто был их богаче и умнее, под нож со временем пойдут даже крепкие крестьянские хозяйства, выбившиеся наверх благодаря труду многочисленной семьи от зари и до зари. А дорвавшиеся до власти лентяи, которые раньше жили впроголодь только из-за нежелания трудиться, предпочитающие вместо этого жрать самогон и иногда подрабатывать то пастухом в селе, то чернорабочим в городе, вот эти горлопаны и пойдут по головам больше всех показушно демонстрируя свою бедность и угнетенность, будут резать и стрелять. Таков русский народ, часть пашет как вол, а часть просит милостыню вместо присоединения к тяжелому труду соседа.

Честно говоря я после бесед с товарищем Лисом невольно задал себе вопрос — правильным ли путем мы с вами идем, товарищи?