Спецназ в Афганистане

Война — достаточно суровое испытание для человека. В любом случае мир — лучше войны. Казалось бы, люди, испытавшие на себе ее тяжесть, должны однозначно ненавидеть войну. Однако ответы подавляющего большинства спецназовцев свидетельствуют об обратном: никто из них не сожалеет о годах, проведенных в Афганистане. Они не скучают по возможности пострелять по живым мишеням, но их ностальгия по войне связана с особым состоянием психики, имя которому — «афганский синдром».

Человек, подверженный афганскому синдрому, время от времени испытывает острое чувство тоски по годам, проведенным на базе в кругу друзей. Он понимает, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды, но если бы вдруг представилась возможность вернуть былое, он ухватился бы за нее без колебаний. Как правило, таких доверительных отношений, такого спаянного, дружного коллектива, как это было в Афганистане, бывшие спецназовцы лишены дома. При афганском синдроме даже отрицательные моменты — неустроенный быт, минимум развлечений во время досуга, скудное питание, постоянный риск и большие физические и психологические нагрузки во время операций не только перестают восприниматься как негативные, но и приобретают некую привлекательность, становясь одними из самых ярких переживаний и воспоминаний.

По свидетельству большой части опрошенных «рейнджеров», в первое время после возвращения из Афганистана они, немного отдохнув, но так и не привыкнув к мирной жизни, писали рапорты на имя командования о своем желании вновь отправиться в Афганистан. Рапорты рядовых спецназовцев, находящихся в запасе, командованием не рассматривались, однако офицерам, выразившим такое желание, подобная возможность предоставлялась.

В отличие от большинства других частей 40-й армии, в спецназе существовали более дружеские, доверительные отношения между солдатами и офицерами.

Офицеры спецназа наравне со своими подчиненными несли все тяготы службы во время выходов на боевые операции и подвергались точно такому же риску. Они не прятались за спины солдат. В спецназе была невозможна ситуация, которая считалась обычной в других частях, когда во время пеших переходов по горам все снаряжение офицера, все его личные вещи за исключением оружия несли бойцы. В группах спецназа офицер не только сам нес весь свой груз, который весил порой 35–40 килограммов, но и брал на свои плечи что-нибудь дополнительное, если возникала необходимость. На операции офицер ел точно такой же паек, что и солдаты, спал в точно таких же условиях. Если подчиненные видели, что их командир обладает высокими профессиональными качествами, бережет людей, не заставляя их понапрасну лезть под пули, готов помочь солдату, то, как правило, в группах складывались очень дружеские отношения, что во многом способствовало выполнению боевых задач.

Конечно, эти отношения мало напоминали лубочные журналистские опусы в «Красной Звезде», но в целом в группах спецназа офицер был гораздо ближе к солдатам, чем в остальных частях «ограниченного контингента». Подобный тип взаимоотношений установился не вдруг. Если офицер сразу после училища приходил на должность командира группы, ему приходилось в течении нескольких месяцев зарабатывать авторитет среди подчиненных, многие из которых, прослужив в Афганистане по году и более, знали и умели больше, чем он. Иногда солдаты в таких ситуациях пытались навязать обращение на «ты», продемонстрировать свое превосходство. Офицеры тоже в свою очередь порой вели себя не по-джентльменски, воспитывая нерадивых, на их взгляд, подчиненных. Были случаи, когда офицер прибегал к такому аргументу, как кулак. Однако силовые приемы военных «педагогов» были скорее исключением, чем нормой. По-разному складывались отношения между офицерами и солдатами на почве распределения трофеев. В одних группах принципиальные командиры могли сложить найденные в разгромленном караване магнитофоны, фотоаппараты, часы в одну кучу и проутюжить ее броневиком, в других — офицер закрывал глаза на все случаи стяжательства и мародерства, получая от солдат свою долю.

По свидетельству бывших солдат, в некоторых батальонах существовала своеобразная такса за увольнение в первой партии демобилизованных. Командир роты получал в дар энное количество бутылок водки, и вопрос решался к обоюдному согласию.

Не случайно дань взималась в виде водки. Среди офицеров существовал строго установленный «водочный этикет». Офицер, прибывший на базу из отпуска или замены кого-нибудь из «старожилов», был обязан выставить водку, чтобы войти в коллектив или отпраздновать свое возвращение на базу после отдыха. При наступлении срока замены, после двух лет службы в Афганистане, этот же офицер устраивал «отходняк», на котором выпивалось сумасшедшее количество алкоголя. Обмывались и другие торжественные случаи. Однако, на операции ни один офицер не позволил бы себе принять хотя бы каплю спиртного.