— Нет, об этом он прямо не говорил, но мое сообщение явно подействовало на него, и он решил лично убедиться в правдивости моих предположений. Поэтому приказал после обеда по-тихому слинять из части, чтобы встретиться с ним уже на тропе, ведущей к складам. Прикидываешь, почему комбат приказал поступить так, а не иначе?
Волков отрицательно покачал головой:
— Нет! Вы могли спокойно и на его «УАЗе» на склады выехать!
— Могли, но комбат не желает, чтобы кто-нибудь узнал о том, что мы пойдем на верхний пост.
Волков возразил:
— Но вас же, один черт, часовой увидит и сообщит в караулку.
— Так комбат и даст ему сообщить. Убедившись, что в «КамАЗах» действительно героин, он обещал вызвать сотрудников ФСБ. Те в момент разберутся и с Кутенко, и с Лопуховым.
Дмитрий, немного подумав, спросил:
— А комбат не интересовался, говорил ли ты еще кому о наркоте?
— Интересовался, конечно, но я сказал – никому. Даже тебе. Сам, мол, залез в «КамАЗ» и обнаружил героин. Вот только сообщил, что видели, как машины ночью входили на склад и кто их вел, мы с тобой вдвоем, посланные «дедами» за самогоном.
— Понятно!
— Что тебе понятно?
— То, что ты сказал! Значит, после обеда рвешь в самоход?
Сонин уточнил:
— В разрешенный самоход.
Он ударил товарищу по плечу:
— Эх, Диман, не въезжаешь ты в ситуацию. Скоро мы с тобой героями будем!
Дмитрий вновь, задумавшись, проговорил:
— Возможно.
— Да не возможно, чертила, а точняк!
— Посмотрим!
— Тут и смотреть нечего.
— И все равно, не нравится мне твоя идея!
— Ты не веришь словам комбата?
— Не знаю. Но не мог он не знать, что происходит у него под носом. С его дотошностью, не мог.
Сонин сплюнул на траву:
— Ну, посуди сам! Если комбат связан с Лопуховым и взводным, разве он пошел бы на склад со мной? Зачем, если и так в курсе, что в «КамАЗах» героин. Он скорей тут же приказал бы заблокировать нас с тобой в казарме, а Кутенко срочно убрать товар со складов. И все! А потом объявил бы, что я ошибся. Короче, заткнул бы рот и мне, и тебе. Но он решает идти на склад, причем так, чтобы никто, кроме часового, естественно, нас вместе не видел. Часовой – ерунда. Убедившись в правдивости моих слов и после вызова фээсбэшников тот уже не помеха. Напротив – свидетель. Говорю тебе, комбат ничего не знает о героине. И желает раскрутить это дело. Видел бы ты, как он воспринял новость о наркоте. Его буквально трясло от бешенства.
Волков пожал плечами:
— Может, ты и прав!
— Да прав я, Диман! Прав!
— Будем надеяться.
В подразделении прозвучала команда на построение для следования в столовую. Подошло время обеда.
Вернувшись в подразделение в 15.00, личный состав получил полчаса на отдых.
Сонин, попросив товарища прикрыть его, двинулся к кустам у забора. Убедившись, что их никто не видит, Антон перемахнул через бетонные плиты. Волков хотел уйти в казарму, но предчувствие беды остановило его. Приняв решение, Дмитрий также перескочил за забор и бросился через дорогу в лес. Он видел, как товарищ поднимается по склону, и последовал за ним, соблюдая дистанцию метров в пятьдесят.
Комбат уже ждал солдата.
Когда тот вышел на тропу, недовольно спросил:
— Почему так долго?
Сонин объяснил:
— Так пока построение, пока марш с песней, развод, время и ушло. Но как только освободился, сразу рванул сюда! Не мог же я из строя выйти и на глазах у всех перемахнуть через забор?
— Ладно! Уверен, что никто из взвода не видел, как ты ушел из части?
— Так точно, товарищ подполковник, Волков на стреме стоял.
— Это тот, с кем ты за самогоном ходил?
— Так точно!
— А ты на самом деле даже ему не сказал о том, что находится в кузове «КамАЗа»?
— Не сказал!
— Хорошо! Идем! С ФСБ я уже связался, если подтвердятся твои слова, их сотрудники прибудут тут же. И возьмем оборотней-сволочей. Я – впереди, ты за мной! Пошли!
Комбат двинулся по тропе. Сонин следом. А за ними, скрытый кустами, пошел и Волков. До поляны, где подъем прерывался на два равных по протяженности участка, комбат остановился. Встал и Сонин. Спиной к лесу. Грабов сказал:
— Передохнем. Что-то в груди сдавило. Никогда раньше подобного не было. Наверное, от нервов. Не могу представить, что у меня в части орудовала и орудует банда преступников.
Сонин кивнул:
— Да, от этого не то что нервы взыграют. От этого…
Договорить он не успел.
Из-за кустов вышел Лопухов.
Сонин услышал шум за спиной, обернулся. И тут же, охнув, опустился на колени. В его груди торчала рукоятка ножа, лезвие которого пронзило сердце. Он еще попытался поднять голову, но рухнул на траву у тропы.