Спецназовец. Шальная пуля

– На забулдыгу он не похож, – возразил Муразов. – Молодой, высокий, крепкий, одет хорошо, чисто… Просто пьяный. И бутылки в сумке, которую привезли вместе с ним.

– Хочешь сказать, что Расулов поселил у себя собутыльника, чтобы не грешить в одиночку? – усомнился Куницын. – Что-то непохоже это на нашего уважаемого Магомеда, как ты считаешь?

Аман промолчал, сочтя этот вопрос риторическим. Слово «риторический» было ему незнакомо, но он достаточно пожил, чтобы знать: бывают вопросы, не требующие ответа, поскольку тот общеизвестен.

– Совсем не похоже, – поддакнул сам себе Куницын. – А что он сказал? Между прочим, это твое упущение, Аман, что в холле нет микрофона. В сортире, которым пользуется охрана, есть, а в холле нет… Ты это нарочно, а?

– В этом туалете две кабинки, – сдерживаясь, поскольку так сильно волнующая капитана Куницына тема сортира на первом этаже его сегодня уже изрядно утомила, сообщил Аман. – Это есть на плане, который я тебе передал, уважаемый. Мне показалось, что это неплохое место, чтобы посекретничать и обменяться новостями.

– Ладно, принимается, – проворчал Куницын. – Так что сказал Расулов по поводу этого русского? Как его зовут, кто такой, чем дышит?

– Хозяин сказал, что это дорогой гость, и приказал нам относиться к нему с должным почтением. Сказал, что обязан этому человеку жизнью, и всякий, кто посмеет его оскорбить, станет его кровным врагом.

– Это все?

– Все.

– Негусто… Ну, с паршивой овцы хоть шерсти клок… Жизнью, говоришь, обязан? И как раз теперь притащил его в дом… Он что, утратил доверие к собственной охране и решил обзавестись личным телохранителем на стороне?

– Не думаю, – пожал плечами Муразов. – Он сказал, что этот человек в беде и нуждается в крове.

– А он, значит, решил проявить милосердие, протянуть руку помощи? Сомнительно, сомнительно… А впрочем, кто его знает! Ты хотя бы в курсе, что твой драгоценный хозяин когда-то служил в ВДВ, воевал в Афганистане и стрелял в своих единоверцев?

– Хаттаб и Басаев тоже стреляли в единоверцев, – напомнил Аман. – И я стрелял. И тебе, уважаемый, наверняка приходилось убивать людей одной с тобой веры.

– Не без того, – хмыкнул Куницын. – Да, тебя не так-то просто сбить с толку. Молодец, это ценное качество. Говорят, у вас, в Дагестане, все такие – неглупые, образованные, подкованные в вопросах религии…

– Не все, – сказал Аман, – но многие. Больше, чем в Чечне и Ингушетии.

– А ты? – не отставал Куницын. – Коран-то наизусть знаешь?

– Если бы я знал наизусть Коран, я был бы муллой, уважаемым человеком. А я – простой воин. Точнее, был воином, а теперь всего лишь сторож при чужом добре. А благодаря тебе скоро стану покойником, да еще и опозоренным.

Куницын пренебрежительно фыркнул.

– Не дави на жалость, приятель, в моем характере это качество отсутствует. Я его давно изжил наряду с другими недостатками. Да ты и недостоин жалости. Я не выкручивал тебе рук и не пугал пистолетом, а просто предоставил право выбора: или – или. Выбирая между своей семьей и Расуловым, ты выбрал семью. И правильно сделал, если хочешь знать мое мнение. Своя рубашка ближе к телу, а Расулов тебе даже не родственник. Что вы, как бараны, все время стремитесь сбиться в стадо и пойти за вожаком? Откуда вам знать, что у него на уме? Что, если он ведет вас прямиком на бойню?

– Этот вожак ведет совсем в другую сторону, – заметил Муразов.

– Правильно! – воскликнул капитан. – А потом, когда вы растопчете его конкурентов, развернет все стадо на сто восемьдесят градусов и – аллах акбар! Вы же только и умеете, что грабить и убивать, так куда еще он может вас повести? И зачем? Те из вас, кто действительно хочет мира, давно разбрелись по всему свету и слышать не желают о возвращении на родину – жиреют на социальных пособиях, бездельничают, качают права, устраивают беспорядки и пляшут лезгинку на улицах… Ладно, – оборвал он себя, – это все лирика. Теперь давай по делу. Возьми-ка вот это.

Вынув из кармана, он протянул Муразову какой-то небольшой предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся самым обыкновенным телефоном недорогой, морально устаревшей модели.

– У меня есть телефон, – попробовал отказаться от подарка Аман.

– Такого нет, – с усмешкой возразил Куницын. – С этим тебе не придется искать таксофон всякий раз, когда захочется услышать мой голос. В его памяти в его один номер – мой, и использовать его ты будешь только для связи со мной. Никому его не показывай, о существовании у тебя второго аппарата твоим землякам и коллегам знать не обязательно. Эта линия закрыта для прослушивания, так что по ней можно говорить спокойно…

– В доме нет аппаратуры прослушивания, – вставил Аман.