Спецназовские байки

На установку и обустройство палатки ставят Лёхино отделение. Они, шесть человек, в течение светового дня ставят эту палатку, вымотавшись сверх человеческих возможностей. В общем, отдав все свои силы, поставили. А внутри установили печку-буржуйку. В неё дрова, которые горят, а по трубе искры вылетают.

Начальник штаба майор Иванов смотрит на это великолепие, и говорит моему товарищу изготовить для трубы искрогаситель, так как возможно попадание искр на элементы палатки и маскировочной сетки, и её возгорание.

Лёха, конечно, требованиям внял и начал самолично мастрячить для трубы искрогаситель из какого-то листового железа, но в это время из печки уже полетели первые искры, которые зажгли маскировочную сеть над палаткой (а это такая вещь, которая возгорается от легкой искры…). Сеть стала гореть, крики, паника, а там еще ГАЗ-66 стоял, который КШМ, с антеннами, в общем, машину завели, и, срывая сеть и антенные растяжки, отъехали от палатки, чтобы не дай бог, не сжечь еще и машину. Ну, там еще была беготня с пустыми огнетушителями, но это всё ерунда.

И как бы всё хорошо, но часть искр на палатку всё-таки попала. И в палатке от прогорания брезента, образовалась небольшая дыра. Прямо над столом, над которым предполагалось разворачивать стратегические карты. Военная беда, не иначе.

Начальник штаба (тот самый майор Иванов) так и сказал, мол, так дело не пойдет, надо зашивать.

И вот стоит отделение перед прогоревшей палаткой. Смотрит на нее. Все понимают, что зашивание палатки возможно только после её складывания, после её разборки. Но, при этом все прекрасно помнят, каких сил им этого стоило, каких трудов она им обошлась…

В общем, как говорит Лёха, принимается решение, что палатку надо зашивать любой ценой — как на войне. И зашивать прямо вот так, в стоячем состоянии. То есть, кому-то нужно на неё залезть, и сшить прогоревшую дыру, стянув края суровыми нитками.

В рамках принятой стратегической доктрины была организована большая иголка с толстой ниткой. Сим приспособлением должен был быть вооружен боец, который будет послан исполнять свой священный долг перед Родиной на прогоревшей палатке. Кто им может стать? По логике (по гражданской логике) им мог быть только наиболее лёгкий боец. И, как бы всё хорошо, но самым лёгким оказался некий Джимми — дагестанец, борец, боксер и вообще человек, который был в конкретном отрицалове Устава при прохождении действительной срочной службы. Как Лёха говорил, Джимми признавался ему даже в том, что в своё время был в отряде Хаттаба, но принять участие в реальный боевых действиях против ВС РФ не успел — к тому времени Хаттаба выключили, и отряд распался. А Джимми вернулся домой, откуда его успешно призвали в ряды ВС РФ.

В общем, когда все поняли, что самый лёгкий — это Джимми, со слов Лёхи, стало ясно, что впереди их всех ждёт настоящий военный цирк.

— Я нэ пайду, командыр, ты што? — тут же заявил Джимми.

Ну, а как иначе — он даже полы в казарме никогда не мыл, ссылаясь на некие мужские традиции Кавказа.

Отказ Джимми выполнять боевую задачу не стал большим препятствием в её исполнении. Было принято второе военное решение — на палатку полезет, если уж не самый лёгкий, тогда самый безотказный. Или, проще говоря, лох.

Лохом был некий Потап, по совместительству который оказался и самым тяжелым военнослужащим из всей компании.

— Слишишь, Потап, ти давай, лэзъ на палатка, — сказал Джимми, полностью поддерживая новое решение.

Потап, девяностокилограммовый парень, который был настолько же безотказен, насколько и тяжел, нездорово похихикивая, направился к палатке. Ему дали иглу с толстой ниткой, убедительно напутствовали в полном успехе предстоящих действий, дружно подсадили, и он оказался на палатке.

И вот когда Потап уже начал подбираться к прогоревшему участку, все услышали короткий треск разрываемого брезента. Потап остановился, и в нерешительности оглянулся назад…

— Давай, двигай! — посоветовали ему снизу — те, кто уже понимал, что произойдет в следующее мгновение, и оттого стоящие в предвкушении предстоящей развязки… — сейчас! Сейчас!

— Угу, — невесело кивнул Потап, и двинулся дальше.

— Руки шире расставь, — подсказал ему Лёха, который уже давился предстоящим смехом.

Разумеется, палатка в какой-то момент не выдержала, и с брезентовым треском, взмахом рук и отчаянным воплем, Потап ухнул вниз, пропав с поля зрения.

Все ринулись в палатку. Потап лежал на командно-штабном столе и угодливо обстановке похихикивал. Всё Лёхино отделение принялось ржать — безудержно, внадрыв.

Лёха, понимая, что сие действо может самым негативным образом отразиться на его самочувствии, вышел из палатки, и занялся изготовлением искрогасителя, наблюдая, как от штаба части к палатке уже направился оперативный дежурный — тот самый майор Иванов.

Иванов, слыша гомерический хохот, доносящийся из палатки, строго поинтересовался у Лёхи, что там происходит.

— А вы, товарищ майор, зайдите, и сами посмотрите, — удерживая себя от нахлынувшей волны смеха, невозмутимо сказал Лёха.

Когда майор вошел в палатку, смех прекратился. Как отсекли.