Спецоперация, или Где вы были 4000 лет? (СИ)

— Она, правда, слегка выкобенивается. И социально слишком активна на мой вкус, но это даже интересно. Новый опыт — всегда хорошо. Папаша мой тоже социален, как ты видишь. Эллочка — преподаватель йоги и с прибабахом. Ну ничего, ее белые ноги скоро будут на моих плечах, — Андрей по-мальчишески улыбнулся.

— Эндрю, я не сомневаюсь в тебе.

Молодая девушка, слегка в теле, со светло-русыми волосами, сидящая слева от Андрея, шикает на них:

— Мальчики, вы совсем обнаглели? Вы в первом ряду. Не мешайте человеку на сцене. Видите, как старается, — она ехидно улыбнулась, — давайте как-то вести себя прилично. Если вам не дорога ваша работа, то мне очень. Я сюда, в отличие от вас, не по блату попала.

Титры: Мария, 26 лет, лаборант в компании «Gen-**», родом из Народной Республики.

ГЛАВА 1

Петр ехал в автобусе N3 с работы домой. Жил он в квартире, которую снимал у Офелии, актрисы Большого городского театра. Он был местным, но жить с мамой в ее трехкомнатной квартире в старой части Города не хотел. В 27 лет (27 ему должно было исполниться совсем скоро) есть желание самостоятельности, без маминых ужинов и расспросов в стиле «когда же ты найдешь себе нормальную девушку» и «ты задолбал со своими подопытными хомяками, от них воняет». Найти съемное жилье ему помог Андрей, его друг. Офелия, как утверждал тогда Андрей, считалась близкой знакомой его отца, генерального директора «Gen-**». Как позже узнал Петр, не просто знакомой.

В час пик автобус был уже плотно набит людьми. Так как Петр садился на конечной, то успевал занять место в хвосте, у окна. Автобус ехал, его двери то закрывались, то открывались, выходили и заходили люди, наполняя пространство какофонией голосов, обрывками фраз, приходящими на телефон сообщениями, звонками и видеороликами.

Петр слушал разговор двух женщин, сидящих напротив него. Не то чтобы ему было интересно, но, похоже, выбора у него не было, так как дамы разговаривали довольно громко.

— Все похерено, похерено! Меня уволили, работала себе спокойно на кассе в «Икеа». А теперь что? Сижу, доедаю деньги пособия, которое они выплатили за три месяца. Работы нормальной нет, а если что и предлагают, так и то за сущие копейки. И ты считаешь, что все хорошо, и правильное решение приняло наше правительство по поводу этой войны — дама огляделась вокруг, — фу, спецоперации?

— Кто ищет, тот всегда находит. Учиться надо нужным профессиям, развиваться. Мой сын, вот, недавно в контору устроился, как ее, АйТи. Даже мне помогает.

— На одних компьютерах и блогерах этих страна далеко не уедет. Производство нам нужно, заводы же стоят! — не унималась первая дама.

Плечо Петра прижала сумка пожилой женщины. Напротив стояла девушка, которая что-то читала на мобильном телефоне и тихо смеялась. Старик разговаривал с маленькой собакой, сидящей у него на коленях. Двое молодых людей с азиатскими чертами лица в грязной одежде: видно, что работают на стройке, что-то обсуждали очень живо на чужом языке.

Людей было так много, и они были такие пестрые, что Петр начинал задыхаться. Он вдохнул и выдохнул, вдохнул воздух общего движения и выдохнул легкий налет паники, которую он много раз ощущал в переполненном людьми автобусе. Уже почти полгода он работал на окраине Города, в новом районе, который местные называли гетто. Здесь было построено огромное здание научно-исследовательского института, где занимались изучением вирусов, разработкой вакцины против Covid-19 других мешающих роду человеческому жить вирусов. В научно-исследовательском институте имелись также секретные отделы, но чем они занимаются, Петр мог только догадываться, потому что не имел к особо охраняемому третьему этажу доступа. Специалисты же, работающие в этой зоне, подписывали бумаги о неразглашении информации.

Молодой человек уже привык к постоянной давке и к тому, что личного пространства здесь нет и быть не может. «В его Стране, — думал он, — вообще не может быть личного пространства. Ты себе никогда не принадлежишь полностью». К отсутствию личного пространства он привык с детства: «О, любящая, гиперзаботливая мама, спасибо тебе!» И когда он встречался с чьим-то плечом, или рукой, или сумкой, ему становилось легче — он кожей ощущал, что не один. Он всегда ощущал кожей, потому что глазам перестал доверять, глаза могут обмануть, а кожа — никогда. Одиночество Петр ненавидел. Людей тоже, но их тела любил, потому что они были живые и теплые. Любил давку: чем больше давки, тем больше жизни. Он чувствовал дыхание Аида в этих вонючих, медленных тварях, которые назывались автобусами, и в этом жужжании, как в рое пчел, людей — просто невыносимо, особенно летом. Уши закладывало, и что-то взрывалось в мозгу, разлетаясь на мелкие осколки, предательски врезавшиеся в кожу. Живые люди, которые давили его со всех сторон, убивали и воскрешали, возвращали к жизни — он опять собирался, и каждый раз по-новому. Каждый раз, выходя из автобуса, он ощущал себя собранным заново из обломков других людей, и каждый раз точка сборки была в новом месте.