Такие похороны, которые жрец устроил в честь Эльмештум, в Шумере бывали не часто и их делали только тогда, когда происходило что-то особенное, когда город очень нуждался в поддержке богов и не чувствовал ее. Тогда вместе с главной жрицей к богам должна была отправиться вся ее свита. Так она могла окончательно соединиться с богами и передать просьбу людей. Эльмештум была погребена не в обычной могиле, а в подземном сводчатом склепе, где она лежала на спине на деревянном ложе в плаще из синих лазуритовых бус и пышном венке из золотых листьев. Вокруг склепа было выкопано большое подземное помещение, в котором посадили уже мертвых девушек, служащих в храме прислужницами. Ашеру спасло только то, что ей не исполнилось 18 лет. Иначе и она сидела бы там в свите Эльмештум, молодая, красивая и мертвая. Все они были в цветных плащах и с серебряными лентах в волосах. Там же лежали арфы, к которым были приделаны золотые головы священного быка бога Энки и священной коровы богини Иштар, золотые туалетные приборы, доски для игры в кости и множество мелочей, которые могли бы понадобиться Эльмештум на том свете.
В пологом спуске-коридоре, который вел в склеп, стояли повозки и волы с их погонщиками, которые тоже выпили яд и теперь ждали свою госпожу. Мертвая жрица принесет мир и спокойствие всему городу. И главное — эти варвары-акадцы покинут их землю.
Он прокручивал эту картину много раз, пока не заметил, что в комнате стало темнеть. Пришло время праздничного ужина накануне дня усопших. Просто разделить то, что послали боги, с другими храмовыми служителями.
Подали мучные лепешки, гороховую похлебку, баранину с чесноком и пахучими травами, сыр и сласти из муки и финиковой патоки. Все с удовольствием поедали огромное количество еды, восхваляя богов, принесших в этом году такое изобилие. И только Ашера и Элайя не притронулись к еде.
— Сегодня родит, — подумал Элайя.
— Сегодня нога будет мучить его целую ночь, — подумала Ашера.
Он ворочался и не мог заснуть в своей келье, в постели, посыпанной душистыми травами от насекомых.
Она в своей пела песню, конечно же о нем, конечно же, ему:
— Ой! Что это? — теплая вода полилась у Ашеры по ногам и на полу очень скоро образовалась целая лужа.
Озноб охватил ее тело, а потом и необъяснимое чувство тревоги. Когда пришла повитуха, Ашера вместо приветствия простонала в такт схваткам: «Я сегодня умру».
Чем короче был промежуток между схватками, тем больше ей нужно было прилагать усилий, чтобы быть в сознании.
— Позови Элайу. Хочу видеть его перед смертью.
Повитуха посмотрела в почти стеклянные глаза роженицы, она знала этот взгляд, поэтому не спорила. Эн (так обращались к верховному жрецу) жил в противоположном крыле храма, она боялась, что не успеет. Но никого послать было нельзя, это могло вызвать подозрения. Главный жрец не имел права видеть, как земные женщины рожают.
— Иди, иначе я поползу туда сама.
Уже немолодые ноги жрицы-повитухи бежали как никогда быстро и в то же время тихо. Как будто ей опять было 16, и она снова кралась по этим узким коридорам, подслушивая, не творится ли чего непристойного за какой-то из дверей.
— О великий Эн, она умирает. И простите, что я без приглашения, но…
Жрец выбежал, ничего не сказав и не закрыв дверь. Его большое могучее тело разрывало собою пространство бесконечных коридоров. И не прошло и пары минут, как он ворвался в келью Ашеры.
Он сел рядом, она посмотрела на него глазами, полными тоски и боли. Такие глаза обычно были у священных коров, которых забивали в честь богини Иштар, когда молот был уже занесен над их мордой.
— Прости меня. Я и тебя убил. Глупый, маленький барашек. Я хотел тебя оберегать, не получилось. Ты меня связывала с ней, с Эльмештум.
— Пожалуйста, пусть наша дочь растет при тебе в храме. А потом отпусти ее на волю. Назови ее Эльмештум.
— Не могу. Боги покарают храм за это.
— Назови. И… Тихо. Посмотри в окно. Вон осталась только одна звезда. Светает. Я хочу спеть тебе напоследок. О том, как я люблю тебя. И пройдет много лет и веков, мы встретимся. И я все так же буду любить тебя.