Другим пинкертоновским «асом» был молодой Гарри Дэвис. Прожив ряд лет в Нью-Орлеане и других городах Юга, он хорошо изучил повадки, обычаи, особенности и предрассудки тамошней мелкопоместной знати. Он был лично знаком со многими вожаками движения за отделение Юга. Изящный, красивый, потомок старинной французской фамилии, он готовился стать иезуитом; убоявшись дисциплины, царившей в этой среде, он обратился к секретной службе, которая была ему более по душе. Дэвис много путешествовал и владел тремя языками; по мнению Пинкертона, этот законченный шпион обладал и даром убеждения, столь свойственным иезуитам.
Ценой затраты некоторого времени и денег Фелтона Дэвису нетрудно было произвести впечатление на головорезов из отелей Барнума и Гая, которые, мешая аристократическую желчь со старым виски, подбадривали друг друга уверениями, что «ни один дерзкий янки-выскочка из лесорубов никогда не сядет в президентское кресло» (намек на Авраама Линкольна, который в молодости был лесорубом). На одном из подобных головорезов Дэвис решил остановить внимание: это был бесноватый юнец по фамилии Хилл. Отпрыск знатного ро да, офицер добровольческого отряда Хилл вполне серьезно заявил Дэвису:
— Если на меня падет выбор, я не побоюсь совершить убийство. Цезаря заколол Брут, а Брут был честный человек. Пусть Линкольн не ждет от меня пощады, хотя я не питаю к нему ненависти, как иные. Для меня тут главное — любовь к отечеству.
Итак, дело дошло уже до избрания убийцы. На жизнь Авраама Линкольна готовилось покушение. Сыщик, теперь именовавший себя «Джо Говард из Луизианы», использовал Хилла, чтобы проникнуть в круг заговорщиков. В угрожающей серьезности их намерений сомневаться не приходилось. Аллан Пинкертон, со своей стороны, убедился, что балтиморской полицией верховодит Джордж Кейн, ярый сецессионист (сторонник отпадения южных, рабовладельческих, штатов от северных), воспитывающий рядовые кадры для своего ведомства в радикально-бунтовщических понятиях. Кейн, который был видной фигурой среди балтиморских сторонников Юга, и пальцем не шевельнул бы в случае их мятежа или сделал бы это лишь для того, чтобы еще больше раздуть огонь.
Другим заправилой, тоже считавшимся «горячей головой» (так по крайней мере, Хилл рекомендовал его «Говарду», а сыщик, в свою очередь, — своему начальнику Э. Дж. Аллену), был итальянец, именовавший себя «капитаном» Фернандиной. Благодаря своему происхождению, богатству и пылкости речей, а также демонстративной готовности пойти на все опасности мятежа, «капитан» был повсюду желанным гостем. Его выслушивали почтительно, с ним обращались запросто даже представители исключительно замкнутого высшего балтиморского общества. «Капитану» Фернандине не только присвоили воинский чин: его признали также организатором одной из добровольческих рот, формировавшихся ежедневно.
К своей роли агитатора Фернандина готовился, работая цирюльником при отеле Барнаума. Сам он не владел рабами и даже понес ущерб от конкуренции чернокожих; и все же во время бритья и стрижки богатых клиентов-рабовладельцев он заразился непомерным усердием в защите рабовладения Сыщики убедились, что очень многие видные граждане, которых когда-то намыливал, брил и пудрил этот человек, теперь считают его своим глашатаем и вожаком.
Дэвис, приятель Хилла, которого наряду с Хиллом считали сторонником крайних мер, был, наконец, приглашен Фернандиной на очень важное собрание заговорщиков.
Его, Хилла, и прочих — всего человек тридцать — привели к присяге, причем Девис сделал мысленную оговорку в интересах защиты своей родины. В собрании царила какая-то благоговейная атмосфера, хотя, присмотревшись к своим соседям, Дэвис едва не рассмеялся. Он был окружен самыми богатыми и нескромными крикунами Балтиморы! Так-то они выполнят взятые на себя тайные обязательства?
Пылкая декламация редко бывает чертой, свойственной человеку, готовому к рискованным действиям. Среди белых шаров, лежавших в ящике, был только только один красный шар. Заговорщик, вытянувший его, не должен был выдать этого ни единым словом, а обязан был молча считать себя носителем почетного жребия и человеком, готовым на все.
Хилл узнал, однако, и не преминул сообщить об этом Дэвису, что в ящик положен не один, а восемь красных шаров. Это была необходимая мера предосторожности в отношении красноречивых, но нерешительных людей, которым трусость могла помешать пойти на убийство президента Линкольна!
Фернандина, как председатель, открыл собрание речью. Потом ящик пошел по рукам. Дэвис вынул белый шар. По лицу Хилла он увидел, что и тому не достался красный. Но восемь человек все же ушли каждый с убеждением, что на него одного легла ответственность за спасение Юга. Отделавшись от Хилла под каким-то предлогом, Дэвис поспешил к Эл лену. Записав рассказанное Дэвисом и сопоставив его рассказ с предостережениями, поступившими от Тимоти Уэстера, Пинкертон с первым же поездом уехал в Филадельфию к Фелтону