Спецслужбы мира за 500 лет

К середине XVI в. ручное огнестрельное оружие занимало значительное место в арсенале русского воинства, а стрелецкое войско составляло одну десятую часть всей армии. Главой оружейного дела являлся боярин-оружничий, начальник Оружейного приказа, ведавший вопросами производства стрелкового оружия. В его распоряжении находилась особая группа «самопальных государевых стрелков», в которую принимали без сословных ограничений. Служивший в конце XIX в. помощником директора Оружейной палаты полковник Л. П. Яковлев, опираясь на архивные документы, писал, что кандидатов в стрелки отбирали из молодых, ловких, сильных, грамотных людей разного звания, умевших стрелять из пищалей.

Для поступления в стрелковую команду желающий подавал главе Оружейного приказа челобитную, где описывал свои положительные качества и способности, после чего опытные стрелки принимали у него экзамен по стрельбе. Испытание проводили в поле пятью выстрелами на расстоянии в 25 саженей (53 м), мишенью служил квадрат со стороной в четверть сажени (53 см) и центральным кругом диаметром в полвершка (около 2 см). «Экзаменаторы» давали заключение, оценивая как профессиональные, так и моральные качества кандидата, поскольку стрелки входили в ближайшее окружение государя.

На вооружении государевых стрелков находилось не только гладкоствольное, но и нарезное оружие – винтовальные (или винтованные) пищали, которые в зависимости от числа нарезов назывались «шестерики» и «восьмерики». Дальность стрельбы из нарезных ружей была больше, чем из гладкоствольных, в два раза, а кучность – в четыре-пять раз, что фактически делало мастеров «огненного боя из пищали» снайперским подразделением, обеспечивавшим безопасность государя и способным выполнять «особые поручения».

В «Описи Московской Оружейной палаты»[22] имеется более десяти образцов нарезного длинноствольного оружия XVI в. Указанные образцы имеют калибр 3,3–4 линии (8,4–10,2 мм) и длину ствола 35–40 дюймов (600–1015 мм). Некоторые образцы оружия в «Описи…» названы аркебузами, одна из них принадлежала князьям В. В. и А. В. Голициным. Число нарезов не всегда было четным: некоторые образцы имеют семь нарезов.

Э. Дженкинсон, представлявший в Москве интересы английской Московской компании и английской разведки, в 1557 г. был свидетелем стрелкового смотра. Он писал:

«В поле, за предместьями Москвы <…> для стрельбы из ручного огнестрельного оружия был устроен род ледяного вала в шесть футов (183 см)[23] вышиною и четверть мили (400 м) длиною из кусков льда толщиною в два фута (31 см). В шестидесяти ярдах (55 м) перед валом были сделаны на небольших кольях подмостки, назначенные для помещения самих стрелков. <…> Когда царь занял свое место, пищальщики направились к упомянутым выше мосткам и, выстроившись на них, открыли огонь по ледяным мишеням, стрельба их продолжалась до тех пор, пока последние не были окончательно разбиты пулями».[24]

Таким образом, с полной уверенностью можно говорить, что уже во второй половине XVI в. в окружении первого русского царя было сформировано элитное стрелковое подразделение со снайперской подготовкой, готовое выполнять личные специальные задания правителя и постоянно совершенствовавшее свои знания и практические навыки. Представляя, какой опале или казни мог подвергнуть нерадивого слугу (читай – холопа) государь, можно достаточно уверенно утверждать, что уровень практической, теоретической и моральной подготовки ближних государевых стрелков соответствовал требованиям того времени, а возможно, в чем-то и превосходил среднестатистические стандарты. При этом, конечно, надо понимать, что высокий уровень подготовки был характерен только для ограниченного круга допущенных к царской особе доверенных лиц. Общий уровень подготовки остальной части стрелецкого войска был на порядок ниже.

В тот же период в Европе, а затем и в России получило распространение короткоствольное огнестрельное оружие: пистолеты (пистоли) с колесцовым, а позднее кремневым замком; оно пользовалось популярностью не только у военных, но и у горожан. Во многих странах и отдельных городах Европы власти, обеспокоенные возможностью применения «дьявольского оружия» для осуществления политических убийств, запрещали владение пистолетами без специального разрешения; карой служило публичное отрубание руки. Однако повсеместное распространение нового оружия сдерживали не столько репрессивные меры, сколько его высокая стоимость: даже в армиях крупных государств того времени лишь в отдельные привилегированные кавалерийские подразделения поступали на вооружение пистолеты.