Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору

Перемены отчасти коснулись и кадрового состава бывшего ГПУ, хотя большая часть дзержинского поколения с долгим стажем работы, опытом Гражданской и лихих лет «Треста» осталась на ведущих ролях и в НКВД до 1936 года. Сменился и главный командир госбезопасности. На смену наследнику Дзержинского Менжинскому наркомом внутренних дел в едином уже НКВД в 1934 году назначен Ягода, третий в истории советских спецслужб их глава.

Самый интеллигентный чекист

Менжинского принято считать самым интеллигентным из руководителей ЧК – КГБ за все годы этой службы, почти случайно оказавшимся на этом посту, почти все время болевшим и не оставившим в истории наших спецслужб заметного следа. Отчасти даже забытым и затертым между легендой Дзержинского и драматичными судьбами своих последователей. В советской истории Менжинский остался проходящей и заметно размытой фигурой. Чем-то вроде несчастного предпоследнего генсека КПСС Константина Черненко, который все время болел, за которого все решало окружение и о котором хорошее или плохое сказать сейчас одинаково затруднительно.

В отношении Менжинского это не совсем так, хотя личность Вячеслава Рудольфовича в значительной мере способствовала такому его историческому имиджу, к тому же в интеллигентности ему действительно трудно отказать, а в последние годы руководства ГПУ он и вправду часто болел. По своему характеру Менжинский не слишком и подходил для той работы, на которую его в 1919 году направил Ленин, среди чекистов он выделялся очень высоким интеллектом, университетским дипломом юриста и достаточно спокойным, даже флегматичным характером. Даже в ВЧК времен кровавой Гражданской войны он был скорее администратором, чем чекистом с наганом на боку или «человеком в шинели», как его первый начальник Феликс Дзержинский.

Менжинский был выходцем из дворянской семьи в столице Российской империи, с отличием закончил Петербургский университет по специальности юрист и работал в адвокатуре. Эта традиционная карьера юноши из хорошей семьи была прервана в 1905 году, когда тридцатилетний Вячеслав Менжинский увлекся марксизмом и с головой ушел в революцию, пройдя аресты, тюрьму, голодовки, подполье, эмиграцию. Правда, в отличие от Дзержинского долгого тюремного заключения или каторги в судьбе Менжинского не было, даже его подпольная большевистская карьера сложилась относительно благополучно. К 1917 году он уже был заметным лидером большевиков, которого Ленин очень ценил и за ум, и за преданность партии. После 1917 года Ленин назначил его управлять Госбанком России в должности наркома финансов, и эта должность даже без экономического образования явно больше соответствовала характеру Менжинского, чем работа в ВЧК. В 1919 году партия отправила своего главного «интеллигента» на усиление ВЧК, и преданный большевистской идее Менжинский честно отдал этой спецслужбе все последние пятнадцать лет своей жизни. При Дзержинском он возглавил Особый отдел Всероссийской ЧК взамен заболевшего Кедрова, вошел в коллегию ВЧК, а затем встал за спиной самого Феликса Эдмундовича первым заместителем в новом ГПУ.

Принято считать, что Менжинский своим назначением в 1926 году начальником ГПУ обязан расположению к нему лично Сталина, что он был с этого времени типично «сталинским человеком» и исполнительным чиновником, который и нужен был в 20-х и в начале 30-х годов на этом посту «вождю народов». Троцкий, у которого к Менжинскому были личные счеты после руководства тем в ГПУ разгромом троцкистов в партии и изгнанием в 1929 году самого Троцкого из Советского Союза, вообще считал Менжинского «серым человеком», марионеткой Сталина еще за спиной живого Дзержинского в 1922–1926 годах, а на посту шефа ГПУ – послушным исполнителем любых приказов Иосифа Виссарионовича.

У Менжинского до самой смерти действительно не было никаких принципиальных споров или разногласий со Сталиным. Неизвестно, как бы пошло у него дело в годы больших сталинских чисток, но до 1934 года такой спокойный и интеллигентный исполнитель во главе ГПУ Сталина явно устраивал. Иосиф Виссарионович был всегда подчеркнуто благожелателен к своему руководителю госбезопасности, не раз навещал Менжинского на больничном ложе в последние годы и угощал привозимым с собой грузинским вином.

В среде белых эмигрантов, исполненных ненависти ко всему связанному с ЧК и ГПУ, отношение к Менжинскому было не столь снисходительно-презрительным, как у Троцкого. Они считали его таким же ответственным за кровь и террор чекистов безо всяких скидок на внешний аристократизм или флегматичный характер, называя внутренним садистом, прикрывающимся холодной невозмутимостью, которого не зря так приблизил ненавистный им Дзержинский. Сергей Мельгунов в своем «Чекистском олимпе» припечатал Менжинского термином «эстет-инквизитор», полагая, что как раз из таких скучающих мечтателей с тягой к роскоши часто выходят законченные мерзавцы и убийцы, а эмигрантский писатель Роман Гуль в своей книге о ЧК назвал Менжинского «деградирующим на службе в Чеке аристократом».