Спецслужбы России за 1000 лет

В мемуарах большинства иностранных участников и очевидцев событий 1741 г. приводятся свидетельства «нерешительности» Елизаветы, которая постоянно уклонялась от дачи каких-либо письменных обещаний как шведам, так и французам. Таким образом, никаких документальных подтверждений участия Елизаветы в заговоре не имелось. Стиль поведения великой княжной был выбран своеобразный: она играла роль недалекой и распутной, по мнению двора, женщины, которую, кроме мужчин и веселья, ничто не интересовало. Поездки в гвардейские казармы непременно сопровождались кутежами и разного рода увеселениями. Гвардейцы любили Елизавету искренне, та отвечала им взаимностью и была крестной матерью отпрысков многих из них.

Наряду с этими предположениями у нас есть еще одна версия, объясняющая лояльное отношение правительства Анны Ивановны к Елизавете. Не была ли великая княжна участницей оперативной игры, которую вела со своими зарубежными коллегами русская секретная служба, решая не только политические, но и контрразведывательные задачи? Как известно из исторических источников, особым мягкосердечием по отношению к противникам трона А. И. Ушаков не отличался, но в отношении Елизаветы он вел себя более чем благожелательно. После коронации Елизаветы он не только не был подвергнут опале, но и сохранял свой пост до 1747 г. Таким образом, руководитель Тайной канцелярии вполне мог являться участником (одним из организаторов или сочувствующих) сложной политической игры, в которую были вовлечены Австрия, Британия, Швеция и Франция. Даже вмешательство противника Елизаветы Остермана, получившего в середине ноября секретную депешу из Силезии, гласившую, что заговор близится к завершению, не привело к аресту великой княжны, хотя 23 ноября ее допросила лично правительница.

Допрос заставил Елизавету и ее сторонников из «русской» партии действовать решительно. В ночь с 24 на 25 ноября 1741 г. около 300 гренадеров Преображенского полка (среди них – ни одного офицера!) совершили стремительный марш, в результате которого Брауншвейгская фамилия была устранена с русского престола.

Бескровность переворота свидетельствует о его тщательной подготовке. Пароль для входа во дворец был известен заранее, караул сопротивления заговорщикам не оказал. А иностранцы, знавшие о заговоре, были неприятно удивлены стремительными действиями Елизаветы. Они говорили впоследствии, что переворот произошел без них.

Вступив на престол, Елизавета Петровна первым делом наградила преображенцев, чья гренадерская рота получила почетный титул лейб-кампании (т. е. состоящей непосредственно при монархе). Все рядовые не из дворян (а таких было свыше 80 процентов) были возведены в дворянское достоинство (пожизненно). Сержанты и капралы стали майорами и капитанами, а офицеры, даже не участвовавшие в перевороте, – генералами. Гвардейцы, и в первую очередь гренадеры из лейб-кампании, потребовали высылки из России всех иностранцев и расширения собственных привилегий. По сути, из бутылки был выпущен джинн. В 1742 г., будучи направлена в Финляндию, гвардия взбунтовалась. Бунт удалось подавить только решительными действиями генерала Н. А. Корфа, арестовавшего нескольких зачинщиков и приказавшего прилюдно их расстрелять.

Государыне отныне следовало опасаться не только сторонников свергнутой фамилии, но и своих «кумовьев», несмотря на то, что, став императрицей, она приняла звание полковника всех гвардейских полков. Но о своей собственной безопасности Елизавета заботилась тщательно.

Способности дочери Петра I в этой области оказались весьма высокими. С 1725 по 1741 г. она была в самом центре политических интриг при дворе четырех (!) государей и для каждого из них представляла реальную и несомненную (по современной терминологии) угрозу. Все ее предшественники в указанный период (особенно Анна Ивановна) осуществляли за великой княжной постоянный надзор, как гласный, так и негласный. В руках противников Елизаветы имелись эффективные инструменты лишения возможности занять российский престол: замужество, особенно вдали от России и без права возвращения в Отечество, опала и заточение в монастырь, «тихая» смерть. Однако будущая императрица после смерти отца проживает в веселье и полном здравии 16 (!) лет и наконец благополучно – и лично (!) – совершает дворцовый переворот, который, по мнению большинства современников, произошел вследствие удачного стечения обстоятельств. Булгаковский Воланд произнес бы по этому поводу знаменитое: «Не верю!»