Спецслужбы России за 1000 лет

«В конце 1862 года, – писал очевидец[397], – в Царстве Польском носились слухи о восстании; уже стали появляться в лесах скопища неизвестных людей; но никто в то время еще положительно не думал о возможности явного мятежа. Никому не приходила в голову мысль о такой дерзости; а между тем вооружение шло деятельно; поляки готовили оружие, порох, и т. п.; почти в каждом семействе шили одежду, конфедератки, щипали корпию. Местная полиция, состоявшая исключительно из поляков, конечно, знала о том, но молчала. Впоследствии обнаружилось, что многие полицейские власти принимали деятельное участие в приготовлении к восстанию и в самом мятеже.

Наши военные, еще с 1861 года, отдалились от поляков и не бывали в их семействах, а потому и не могли знать положительно о приготовлениях к открытому восстанию; хотя все понимали, все чувствовали, что вокруг них готовится что-то недоброе. Поляки в своих действиях и поступках в отношении к русским стали чрезвычайно дерзки, нахальны. Русскому в Польше была жизнь не в жизнь: худо и дома, еще хуже вне его. <…> Начальство не приступало к решительным мерам, полагая, что поляки опомнятся, придут в себя, и действовало мерами кротости. <…> Всякая мера правительства, клонившаяся к восстановлению спокойствия, тишины и порядка, нарушаемых поляками, выставлялась ими в виде насилия; всякое бесчинство, публичное оскорбление, наносимое русским, оправдывались, по-иезуитски, патриотизмом. Словом сказать, смотря по обстоятельствам – из мухи делали слона и из слона – муху.

Чем меры правительства были снисходительнее, тем поступки поляков были нахальнее. Когда же наконец обнаружилось, с какими людьми довелось нам иметь дело, были приняты меры решительные, но уже было поздно, и со стороны поляков все было готово к открытому восстанию. В конце 1862 года был отдан приказ по войскам: быть постоянно в готовности к действию, усилить патрули, забирать с улиц всех шляющихся по ночам и т. д. Тогда же стали доходить до начальства положительные слухи, что в лесах сбираются толпы неизвестных людей; иные являлись с дубинами, другие – с оружием. С нашей стороны стали посылать отряды для разогнания шаек. При появлении их мятежники разбегались»[398].

Чтобы заручиться поддержкой русских антиправительственных организаций и собственных крестьян, польские заговорщики использовали лозунг борьбы с царизмом с последующей передачей власти в руки народа. На деле руководители Центрального национального комитета преследовали другую цель – восстановление независимой Польши в границах Речи Посполитой (до Западной Двины и Днепра, включая Белоруссию, Литву и Украину). В программе восстания, составленной Л. Мерославским, говорилось: «Пусть обольщают себя девизом, что этот радикализм послужит для нашей и вашей (польской и русской) свободы: перенесение же его в пределы Польши будет считаться изменой отчизне и будет у нас наказываться смертью, как государственная измена»[399]. Под радикализмом Мерославский понимал идею социалистической революции. По мнению большинства руководителей заговора, власть должна была перейти в руки польской шляхты.

К началу 1863 г. в рядах повстанцев насчитывалось около 25 000 человек. Военные руководители восстания – в основном офицеры русской службы (!) – ранее присягали на верность Александру II. Диктатором являлся Мерославский, вначале осуществлявший руководство из Парижа. Мятеж начался в ночь с 10 на 11 января 1863 г. с нападения на спавших в казармах солдат ряда гарнизонов. Западная и южная граница Польши охранялась Пограничной стражей, численность которой не превышала 3000 человек. Без поддержки армии, которая в начальный период мятежа отсутствовала, пограничникам приходилось охранять границу и вести круговую оборону против повстанцев. 31 марта государь объявил амнистию для всех сложивших оружие, но последняя успеха не имела; Александр II был вынужден пойти на жесткие меры.

Для руководства империи ситуация складывалась крайне опасная. Повстанцы широко применяли тактику партизанской войны, и только крайне слабая тактическая и огневая подготовка партизан, отсутствие у них современного оружия и решительные действия русских войск не позволили развернуть затяжную партизанскую войну. Имелась реальная угроза высадки британских и французских десантов в Курляндии, существовала опасность мятежа во внутренних российских губерниях. С этой целью повстанцы направляли специальных агитаторов, которые должны были распространять «казацкую гайдаматчину» против всех представителей царского правительства: священнослужителей, чиновников и военных.