Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 3

Двести двадцать чистых лет Поэту.
Памятнику двадцать лет уже.
Крепче позы не найдёшь по свету.
На крутом он словно вираже.

Памятник родился за полгода

напряжённого день-ночь труда.
Вот и долгожданная свобода,
вспыхнула сверхновая звезда.

Скульптор слов на ветер не бросает,

что пообещал, исполнил в срок.
Календарь Поэта жизнь листает,
преподносит двадцать лет урок.

Как любимым быть два века с лишним,

радовать присутствием своим.
Праздником на день рожденья пышным,
что помпезностью необозрим.

Декламируют стихи Поэта чести

и читают, собственно, свои,
и поются той эпохи песни,
и танцуют па-де-де любви.

Исполняет прихоть прежней власти,

веселит толпу иных зевак.
А Поэт и в бронзе звонкой счастлив.
И работает на город так,

Что потрогать хочется народу,

прикоснуться с нежностью рукой,
ощутить поэтову свободу
и, прочувствовав, узреть покой.

Меж прошлым и будущим

Наш город бездарно изменчив,
он словно длиннющий овал.
Здесь жил Ползунов.
                            Юдалевич
поэму о том написал.
Легенду озвучил о даме,
её обозвал голубой.
Была замурована хамом
и стала
           любовной стеной
меж прошлым и будущим власти,
расстрелянной в странной борьбе.

Исчезли достойные касты,

о чём заиграл
                   на трубе
трубач на зелёной коняге,
он всех в революцию звал
и новые вывесил флаги,
длиннее создал он овал.
Усилил репрессии,
                           с ходу
аресты пошли чередой.
И страшно в коммуне народу,
гулял безраздельно разбой.
И «Дунькину рощу» срубили.
Ограбили, падлы, купцов.
Мечту беспокойством
                              сгубили.
Поставили горе-отцов
над городом – править не могут.
Их лица в газетах двоят.
И слышится горести гогот,
сползает зипун,
                     что до пят.

Нечист

«Семнадцать мгновений» обгадил —
в гробу повернулся артист.
Зачем и чего это ради
воруешь известность.
                            Нечист
приём безответственно-подлый —
подкладывать; киношедевр
опошлен безнравственной кодлой.
Не выдержал пошлостей
                                   нерв,

покинул я сборище это,

участвовать в нём не хочу.
Чиновники рвутся в поэты.
Над вами, «друзья»,
                           хохочу.
Вы наглые все без предела,
вам бес по нахальности брат.
Толпа, возмущаясь, галдела:
«То чистой воды
                      плагиат!»

Твердеет река

Не всё ещё в жизни потеряно.
Неяркие светят цвета.
Что опытом прошлым проверено,
за новой чертою черта.

И так пустота чередуется

со звонами странной мечты,
где буря без грусти беснуется
в раздольях земной пустоты.

И снова пространство печалится.

Плывут надо мной облака,
и снежная изморозь валится.
Твердеет в морозы река.

Пускай без конца повторяется,

меняя забывчивость лет.
А если всё это не нравится,
зачем забавлять белый свет?

Рассказом о дикой безвкусице

в суровом, но тихом краю,
где кружатся странные кустики.

В сибирском живём мы раю.

Было так