Смотрю, сидят два особика – с особого режима. Один говорит мне:
– Остынь, Вадим. Садись, – а потом добавляет, поворачиваясь к наезжавшему на меня уголовнику. – Запрыгни наверх, баклан, и молчи. Мы его знаем.
До конца пути ко мне больше никто не приставал.
Ачинское СИЗО. В одной камере двадцать один человек. Хмурые, злые лица. Косые взгляды.
Суд, приговор. Новый этап – в колонию.
Что особенно поразило… вот я, осужденный – да, преступник… когда моя жена, первое время не зная, как жить, пришла с детьми в ГОВД, где я служил, думала, ей в чем-то помогут… от нее, наоборот, стали шарахаться как от прокаженной.
Но ведь я не был на службе ни дебоширом, ни нарушителем. Пока служил – нужен был, а как случилось что-то со мной – сразу забыли. Почему так происходит? И главное, семья-то тут при чем.
Когда жена пришла домой, она взяла милицейскую форму, что осталась после меня, облила ее бензином и сожгла перед домом! Вот такую ненависть к милиции, к служебной форме, в конечном счете к Системе породило в ней это посещение городского отдела внутренних дел.
Может, она права? Жена-то моя. Я стал заложником Системы, которая сначала использовала меня, а потом перемолола и выплюнула.
Глава пятая «Убить может каждый»
«Никто не узнает, где она похоронена»
Покачивая головой, осужденный П. тихо произносит:
– …И даже мои дети сказали: «Ты маму нашу убил». Да, я понимаю, что я натворил… Я собственными руками задушил собственную жену.