Медальон излучал чары. Ритмичные, как рысья поступь и столь же осторожные. Заряженный камень служил обладателю глазами - вернее, глазом - и... чем-то еще. Эскер мысленно нажал на медальон - легкий магический толчок, не более, едва заметное сканирование.
Старушка расправила скатерку.
- Садитесь, господин дознаватель, умащивайтесь. В ногах правды нет.
- Как нет ее и выше. - ответил Эскер, присев , наконец, на стул.
Мерин переключил аппетит на крыжовник.
- Большую честь оказываете дряхлой немощной бабушенции, господин дознаватаель. - бодро крякнула дряхлая немощная бабушенция, решительно двигая к Эскеру чашку с чаем. От фарфоровой, кичливо расписанной розами, чашки валил пар и пахло мятой.
Эскер отхлебнул. Верно, мята. И чуть-чуть меда
- Судары...
- Ой, сударыня, пф! - старушка хлопнула в ладоши. - Сударь магик, ну какая я сударыня! Ксаной меня зовите, всю жизнь свою Ксанкой была, ею и помру.
- Ксана. - Эскер сдержанно улыбнулся. Медальон его беспокоил. Но давить магией дальше означало ставить под угрозу саму его целостность. Ослеплять уже и так слепую он не имел никакого желания. - Так понимаю, вам обо мне сообщили?
- Нисколечко не угадали, сударь магик! Это все вот эта штука - Ксана ласково погладила сапфир. - Давний подарок. И глазами служит и знать дает, если по мою душку кто наведаться собирается.
- И кто же, позволю поинтересоваться...
Слепая рассмеялась.
- Так думаю, та, из-за которой весь шабаш и пошел! Та, что повесила над остроухими проклятье, их с дерьмом и волосьями скушавшее. Та, про которую только я рассказать могу. Не ошиблась, господин дознаватель?
Эскер не спешил с ответом. Взял с подноса булочку, откусил, прожевал.
Предполагаемого подвоха в булочке не было. Как не было его и в чае.
Не было, но должен был быть.
Магия теперь чувствовалась не только в самом медальоне, она пропитывала сад, избушку. Вкрадчиво присутствовала в воздухе. Ничего угрожающего, ничего... конкретного. Магия ждала. И наблюдала.
- Это ее дом, господин дознаватель. И сад. От того тут все волшбой продето. Насквозь, до корней, до костей. Селентией звалась, травницей трудилась.
Конъюнктивит тряхнул хвостом, отгоняя особенно жадного до меринской кровушки слепня.
- Эльфы все пожгли, перебили народ-то. Баб, мужиков, деток малых. Меня в канаву конник ихний сшиб, добивать не стал, видать решил - так сдохну. Ну почти не ошибся, остроухий, кабы не умелица то наша.
- Селентия?
- Она. Ее тогда в деревне не случилось, уехала, дела видать, чаровнические. Не про мою честь, знать то такое. А у ней тут сын жил. С женой, тремя детишками. Хорошие такие, шумливые.
Ксана осеклась, поджала губы.
Эскер молчал. Ждал.
- Не знаю точно, сколько времени прошло.
- Не менее трех дней.
Медальон на цепочке сверкнул синим. Эскер сосредоточенно дожевал булочку, стряхнул крошки со скатерки, отпил чаю.
- Прошло не менее трех дней. - продолжил дознаватель. - На третий, после разорения Лопухов, день по крепости и гарнизону применили заклинание, Ксана. Проклятье разработанное и использованное некромантами.
Ксана пожала плечами.
- Воля ваша, три так три. А что это за некримонты то такие?
- Практики некромантии. Манипуляция жизнью и смертью. Запрещенное учение во все королевствах.
- Мудреные словеса какие! Чары те, что мертвяков из гробов подымают, такие что ли?
- Помимо прочего.
Медальон перестал перемигиваться. Светился равномерно, яркой сапфировой звёздочкой. Эскер сосредоточился и не ощутил... ничего. Вообще ничего, ни намека на чары. Волшебство , прежде объявшее все вокруг, исчезло. Лопнуло мыльным пузырем, не оставим после себя даже оттиска.
Его проверяли. И проверку он, похоже, не прошел.
- Чай стынет, господин дознаватель.
Эскер сделал еще один глоток.
- Так скажу, была ли Селентия наша чернокнижницей - не знаю. Ни своих то не спасла, ни деревню. - голос старушки, прежде мягкий, посуровел. - И назад не вернулась. Видать сгинула вместе с остроухими. Может некромудия энта ее и сгубила, больно гордая баба была, думала, все ей по плечу.
Ксана вновь умолкла. Эскер не торопил.
- Вы не подумайте, сударь магик, про меня, дескать, неблагодарная вздорная карга. Меня она от костлявой спасла, выходила, в ее хате живу, ее медальон в дар приняла, им гляжу, им загодя всякое чувствую. Но ельфы то солдат послали не просто так, они же всю войну на наших чароманов пуще всего охотились. А Селентия видать считала, что прячет от них ворожбу умело, да так, что ни один остроухий не прочувствует. Да вот прочувствовали. И не стало Лопухов. Прахом пошло, углями раскаленными кончилось.
Конъюнктивит помотал патлатой башкой, уставился на хозяина долгим выжидательным взглядом. Эскер допил чай, бережно поставил чашку на поднос.
- Не вернулась травница наша от остроухих. - повторила Ксана - Остались где-то там косточки, а может и их давно как нет. Прежде чем туда отправиться она все по деревне бродила. Бледная, как баньши. Слезы выплакала, все что имелись.
- И больше никто не выжил?
- Нет. Я одна. Одинешенька.