***
Вечер подполз крадучись, слизав с неба облака и навесив вместо кучерявых клубков колючие блестяшки звезд. Чуть позже, запоздав, проклюнулась бледная луна, непропеченной оладьей зависнув над избушкой. В избушке пекли сдобу, щедро сдобренную корицей. У окна стоял видавший много лучшие вилы немолодой мерин, стоически пожевывая крыжовник.
Эскер отнял от лица прилипший компресс, сел на кровати и огляделся. В разуме, до того наполненном вихрем видений, образов и воспоминаний, воцарилась благостная пустота.
У изголовья кровати чинно поскрипывало обширное кресло-качалка. В его недрах сидела Ксана и вязала носки.
- Проклятье ушло, господин дознаватель. На случай, если тебе интересно.
Эскер встал - слабость прошла окончательно. Кресло скрипело, пальцы - огрубевшие, привыкшие к труду - методично выводили хитрые шерстяные узелки.
- Зима грядет суровая. Ноги нужно держать в тепле. - в сине-зеленых глазах шкодливым светляком плясали отраженные язычки свечей.
За окном колыхнулась ветка сирени, прижалась к стеклу.
Дознаватель помнил.
- Икса обожала сирень. Вплетала веточку в волосы.
Кресло скрипело, спицы выводили узелки.
- Вплетала. А твоя мать любила маки. Дочь мельника - львиный зев, жена старосты...
-... пионы. - закончил Эскер. Он помнил.
Ветер заколыхал сад. Сад цвел. Цвел сиренью, маками, львиным зевом, пеоном и астрами. Гвоздиками, гиацинтами, розами. Магия оплетала каждый цветок, доходила до корней, скользила по стеблям и листкам. Своеобычная магия. Характерная.
Темная.
- Тьма тьме рознь, господин дознаватель.
Эскер смотрел на маки. Маки цвели у реки. Мама плела из них венки.
С реки она не вернулась.
Эскер помнил.
- Они спят, господин дознаватель. Каждый под своим цветком, своим деревом. Спят и покой их хранит сад. Грянет холод, налетят дожди, задушит засуха - сад будет цвести. Я уйду, ты уйдешь, рассыплются косточки наши - сад будет цвести. Некромантия - инструмент, господин дознаватель. Каждый решает сам, как его пользовать.
- Ты решила.
Кресло продолжало скрипеть.
- Да. Решила. И далеко зашла. Я ведь долго изучала, что к чему. И всевластителей, и с чего каждый из них начинал, кем был, кем стал, как окончил.
- Одинаково окончили.
- Но начинали по-разному.
Конъюнктивит пошевелил ушами, покосился на маячившего в оконном проеме хозяина. Философские рассуждения мерина не интересовали, а потому не беспокоили. В отличие от, скажем, слепней. Слепни вполне конкретны и предельно честны.
Кольцо - лунный камень, в оправе из латуни - блеснуло.
- Твой отец сделал его для меня.
- А чары?
- Зарядила, так, на всякий случай. Пару полезностей, на черный день. А черный день возьми да и настань куда раньше.
Воспоминания больше не тревожили. Они улеглись, умастились каждая на свою полочку, как расставленные в алфавитном порядке книги. Сияли обложками, яркие, свежие.
Страшные. Но уже не способные уязвить.
- Ты нашла меня в подполе, я помню. Через три дня после того как деревню сожгли.
- Помогло кольцо, господин дознаватель. Не сразу, нет. Сначала, ничего не чувствовала. Бродила по Лопухам, смотрела, к чему приводит высокомерие.
- Ты не...
- Не перебивай, дознаватель! - Ксана не повысила голоса, но Эскер умолк. Воспоминания не причиняли боль ему. Ее же память терзала по-прежнему. - Мою магию прочувствовали, моя магия привела к Лопухам. Думала, скрывала, как надо, да ошиблась. И ошибка моя встала куда дороже, чем оплатить могла.
- Тогда и пригодилось из архивов выуженное?
Травница кивнула.
- Пригодилось. Всю Силу из леса и долины выбрала, всю, до капли. Все что могла, на крепость обрушила. А для того, чтобы снять никто не мог, увязала заклятье на кровь. Не свою , но родных моих, которых в живых не осталось.
- Но ты ошиблась.
- Ошиблась.
Эскер помнил. Три дня в подполе, сжимая в кулаке кольцо. Три дня, чувствуя запах горелого мяса. Эскер знал, что это за мясо. И чем - и кем - это мясо было прежде. Три дня, без еды и воды.
Он погибал. А потом его подняли сильные крепкие руки, на него взглянули огромные сине-зеленые глаза и стало спокойно.
Надежда. Сон.
И воспоминания, ускользающие прочь, как песок сквозь трещинки в полу. Воспоминания, запертые на замок.
До поры, пока замок не проржавеет и дверь не распахнется настежь.
- Ошиблась. - повторила Ксана. - А кольцо возьми и сработай, потяни. Я нашла тебя...
Ксана запнулась. Слова давались ей тяжело, мучительно, но Эскер не торопился, свое отспешил. Воспоминания теперь только щерили беззубые пасти, но не кусали.
Конъюнктивит вновь сосредоточился на крыжовнике.
- Ты умирал. Сдалось не только тело. Разум - материя хрупкая, сломать ее проще чем кажется. Иногда, разум прячется. Сжимается в клубок, замыкается сам на себя. Такое случается, когда боли становится слишком много.
Эскер помнил. Боли и правда стало слишком много.
- Вырвать с корнем причину я не умела, такому мало кто обучен. Но убрать - да. Прочь, долой! Присыпать, заткнуть поглубже. Не навсегда, но достаточно надолго. До того момента, когда ты будешь готов. Когда...
- Я помню. Ты права.
Сад цвел.
- Магистр знал?
- Знал.